Эмир Кустурица - Сто бед (сборник)

Црни упаковал свой прибор и уставился на меня. Кассета заиграла. Никто в машине не знал слов.

– I love you baby, та-ра-ра-ри-ра-ра… Ра-ра-ра…

Цоро снова ощутил потребность дубасить в потолок, а Црни, перегнувшись через меня, принялся тузить Странника. Мне это не понравилось.

– Зачем ты бьешь нашего Странника?

– Тебе что, жалко?

– А я тут при чем? Он никому ничего не сделал, а ты его лупишь.

– Ты что, от этого поносом страдаешь?

– Из меня здоровье так и прет, а вот если тебя твоя задница беспокоит, обратись к доктору.

Црни был из тех, кто никому не спустит, но меня обычно не задирал. Сейчас же он не на шутку разъярился и стал колошматить еще сильней. Обстановка накалялась. Напрасно я пытался разнять их.

– Он тебе дороже, чем я?

– Прекрати его бить! Ты меня уже достал!

– Это ты меня достал!

Цоро изощрялся петь по-английски – вот умора! Так что наша с Црни перепалка отступила на второй план. Комадина остановил «BMW» у заправки, опустил стекло и подозвал заправщика в форме югославской нефтяной компании:

– У вас проблемы?

– Нет, слава богу!

– В таком случае мы здесь, чтобы вам их устроить! – И он ухватил заправщика за воротник. – На фараонов работаешь, пидор?

– Нет, клянусь вам!

– Нет?

Комадина отвесил ему крепкую оплеуху.

– Нет, детьми клянусь…

– С сегодняшнего дня работаешь на меня! Выносишь мне все деньги и кладешь в этот карман!

Развернувшись, заправщик попробовал было смыться, но был снова схвачен. Црни подкатом свалил его на землю, и, пока они с Цоро связывали бедолагу, Комадина забрал кассу. Сквозь засунутую в рот вместо кляпа замасленную тряпку заправщик продолжал что-то бубнить. Денег в кассе оказалось совсем мало – парень только что заступил на смену, – и это стоило ему нескольких дополнительных ударов ногой от каждого из нас. Потому что после взлома киоска в Дубровнике увеличение нашего капитала было смехотворным.

Без всякого разбору и за бесценок мы втюхали уличным торговцам свою добычу из киоска. На бабки, полученные за бритвенные лезвия и фальшивые цацки, Странник смог купить гашиш и сделал себе славный косячок.

Пьянущие, мы на четвереньках вылезли на Заострожский пляж. Он казался нам пустынным, пока мы не обнаружили на другом его конце группу отдыхающих с гитарой. Црни первым решил подойти к ним. Он меньше всех выпил, зато больше всех был склонен ко всяким разборкам.

Комадина, Цоро и я валялись на песке, когда он вернулся с пареньком, тыча его в спину своей заточкой:

– Этот господин из Травника желает уступить вам свою комнату для ночлега.

Мы подошли к кучке хиппарей из Травника. Они были немного пьяны и предлагали нам угоститься марихуаной.

Я глазам своим не верил: среди молодых немцев, этих безусых блондинчиков, никак не походивших на серьезных клиентов, вертелась Амра из поезда Сараево – Кардельево. Я встал и, приподняв правое плечо, побрел по пляжу.

Рекомендованная отцом походка не обязательно должна сопровождаться цоканьем подков! Это всего лишь мелкая деталь исполняемого согласно его инструкциям номера! Понятия не имею, с чего вдруг такая мысль пришла мне в голову именно сейчас. Значит, теперь при каждой встрече с Амрой будут возникать эти вопросы: «Почему отец плакал при упоминании о женской отваге? По какой причине он особо подчеркивал мужество Жанны д’Арк? Почему, стоило ему заговорить о матери Момо Капора, он заливался слезами?»

Мое правое приподнятое плечо первым оказалось возле Амры.

– Малыш Калем, слыхал, что есть приказ о вашем аресте?

– Шутишь?

– Кто ты, они не знают, но усатый утверждает, что двоих других он уже брал!

– Откуда тебе известно?

– А это секрет…

Она взяла меня за руку и повела к морю.

– …Тогда, в поезде, забыла тебе сказать: я видела твою фотографию на пляже в Сплите.

– В Макарске!

– Не важно. Ты и те двое шалопаев лежите на песке. А у тебя, как у пентюха, в плавки еще засунута пачка «Кента»!

– Это для придания фотографии международного значения! Так где же ты видела эту фотку?

– Твой предок хвастался моей сестре. «Классный мужик!» – вот что он о тебе сказал. Он тебя обожает!

– Ты меня с кем-то путаешь!

– И нечего дуться! Знаешь, что сказал Момо Капор в «Записках некой Аны»? Что в отличие от женщины мужчина полигамен!

Меня взбесило, что я не знаю, что такое полигамия, но Амра сразу в упор посмотрела на меня:

– Мужчина стремится к переменам! Ему необходимо много женщин!

Она резко развернулась и направилась к берегу. Девушка сняла свитер, а следом за ним и все остальное и побежала к воде. Я видел ее спину с сильными мышцами, разделенную выступающими позвонками на две равные части до самой лебединой шеи. Плечи словно были изваяны скульптором. Среди ее предков наверняка можно обнаружить всадника, пришедшего из пустыни.

«Интересно, все красивые девушки выходят из пустыни?» – размышлял я.

Несмотря на негодование, вызванное историей с отцом, я бросился за Амрой, на ходу стягивая с себя штаны, рубашку, свитер и башмаки. Смущало меня в тот момент только то, что у меня создавалось впечатление, будто я снимаюсь в американском кино про юных влюбленных. Недоставало только падений с велосипеда, прогулки на лошадях, дегустации мороженого и пробуждения на пляже со словами:

– I love you!

– I love you too!

Я тоже вбежал в воду, осознавая, что вырисовывается продолжение истории, начавшейся на повороте Коньицы. Ну той, когда упорхнуло мое детство…

– Валим! Фараоны! – раздался голос, нарушив тишину пляжа.

Лежа на теплом животе Амры, я открыл глаза.

Держась за руки, мы бросились к «BMW». Я открыл багажник и дождался, пока Амра не влезет в него, потом запрыгнул сам и захлопнул капот. Снаружи слышались крики, возня.

– Послушай, детка, можно сказать, что ты моя любовница?

– Это зависит от…

– От чего? – перебил я ее.

– Есть у тебя кто-нибудь или нет.

– У меня никого нет.

– Тогда как же ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей, идиот?

Мы оба прыснули. Вдруг хлопнула дверца, и чьи-то голоса на мгновение испортили наше веселье.

– Стоять! Или я стреляю! – крикнул кто-то.

Мы не испугались и не прекратили смеяться, более того, мы бы и не смогли удержаться. Автомобиль рванул с места; резкое торможение, переключение скорости, сцепление в пол, круто заложенные виражи – все располагало к хохоту. Но вскоре визг шин и тормозов сменился полной тишиной. И когда Цоро открыл капот, он обнаружил покачивающееся тело о двух головах.

– Пора завязывать с этой тачкой, – постановил Комадина. – Она нас выдаст.

Процесс вынимания нас из багажника оказался столь же эпохальным событием, как бегство с пляжа. Всего миллиметр отделял нас от обрыва. Когда я ступил на твердую землю, мне показалось, что я стою на жаровне, – так горели мои ступни. Мы находились на краю обрыва, и его пустота одновременно и пугала, и притягивала.