Габриэль Маркес - История похищения

– Все пропало! Теперь будут убивать заложников.

По его словам, мафия решила отомстить за смерть братьев Приско. Заявление уже готово и будет обнародовано в ближайшие часы. Первой убьют Марину Монтойю, а затем каждые три дня будут убивать остальных: Ричарда Бесерру, Беатрис, Маруху и Диану.

– Вы последний на очереди, – утешил Пачо охранник. – Но не беспокойтесь, это правительство больше двух трупов не выдержит.

Пачо с ужасом прикинул в уме: ему осталось жить восемнадцать дней. Осознав это, он решил написать письмо жене и детям. И исписал сразу набело, без черновика, шесть листов школьной тетради. Как обычно, буквы были похожи на печатные, потому что он выводил каждую отдельно, но на сей раз почерк был более разборчивый и твердый. Ведь Пачо воспринимал это письмо не просто как прощальное, а как завещание.

Письмо начиналось словами: «Я хочу одного: чтобы эта драма побыстрее закончилась. Даже не важно чем; главное, чтобы мы все наконец обрели покой». Он выражал безмерную благодарность Марии Виктории, с которой, по его словам, он вырос и как мужчина, и как гражданин, и как отец. И сожалел лишь о том, что слишком много времени уделял журналистской работе в ущерб семейной жизни. «Это сожаление я унесу с собой в могилу», – написал Пачо. Насчет детей, совсем еще крошек, Пачо утешал себя тем, что оставляет их в хороших руках. «Расскажи им обо мне, когда они будут в состоянии понять происшедшее и уже не так болезненно воспримут мою гибель». Пачо горячо благодарил отца за помощь и заботу и умолял его «уладить все свои дела, чтобы потом можно было со спокойной душой присоединиться ко мне, избавив моих детей от лишней головной боли в этом хищном, жестоком мире». Таким образом, Пачо затронул материальную сторону вопроса, которую считал «скучной, но весьма важной»: речь шла об обеспечении детей и о семейном единстве в управлении газетой «Тьемпо». Первый вопрос в значительной степени зависел от страховки, которую газета оформила на его жену и детишек. «Умоляю тебя, вытребуй у них обещанное; я стольким жертвовал ради газеты, пусть это будет хоть какая-то компенсация!» Размышляя о перспективах, ожидающих газету в профессиональном, коммерческом и политическом плане, Пачо считал, что главное – избежать внутреннего раздрая. Ведь в большом семействе, как гласит пословица, не бывает мелких дрязг. «Будет очень печально, если моя жертва окажется напрасной и «Тьемпо» распадется или перейдет к чужим». На прощание Пачо еще раз поблагодарил Мариаве за их счастливую совместную жизнь.

Охранник, которому Пачо вручил письмо, был растроган.

– Будьте спокойны, уважаемый, – заверил он Сантоса, – я позабочусь, чтобы письмо дошло.

На самом деле Пачо Сантосу оставалось тогда жить не восемнадцать дней, как он думал, а считанные часы. В списке на уничтожение он значился первым, приказ о его убийстве был накануне уже отдан. К счастью, Марта Ньевес Очоа случайно об этом узнала в самый последний момент – через каких-то третьих лиц – и послала Эскобару слезное письмо с призывом пощадить Пачо; она была уверена, что его гибель взорвет страну. Неизвестно, получил ли Эскобар это письмо, но приказ уничтожить Пачо внезапно канул в Лету, а вместо него был вынесен смертный приговор Марине Монтойе.

Марина, похоже, предчувствовала свою гибель с начала января. По необъяснимым причинам она вдруг решила гулять только в сопровождении охранника по прозвищу Монах, своего старого приятеля, который вновь заступил на дежурство в первые январские дни. После окончания телепередач они на час выходили во двор, а затем наступал черед Марухи и Беатрис, которые гуляли в сопровождении своих сторожей. Как-то вечером Марина вернулась страшно перепуганная и сказала, что видела человека в черной одежде и черной маске, он стоял у прачечной и смотрел на нее из темноты. Маруха и Беатрис решили, что это рецидив галлюцинаций, и не придали ее словам значения. Тем более что в тот же вечер их мнение подтвердилось: во дворе царила кромешная тьма, и никакого черного человека в темноте разглядеть было невозможно. Да и потом, овчарка наверняка бы насторожилась, появись во дворе кто-то чужой, она же лаяла даже на собственную тень. По мнению Монаха, Марине явился призрак, которого никто, кроме нее, не видел.

Однако через пару вечеров Марина опять пришла с прогулки в состоянии паники. Незнакомец в черном появился снова; он долго, пугающе пристально глядел на нее, совершенно не смущаясь тем, что она его заметила. На сей раз в отличие от предыдущего в небе сияла полная луна, и двор был хорошо освещен фантастически-зеленоватым светом. Марина рассказала все при Монахе, который пытался ее опровергнуть, но говорил так путано, что Маруха с Беатрис остались в недоумении. С той поры Марина больше не ходила гулять. А ее рассказы, в которых реальность тесно переплеталась с вымыслом, произвели такое впечатление на заложниц, что у Марухи тоже возникла галлюцинация: однажды ночью, открыв глаза, она при свете ночника увидела Монаха, который, как обычно, сидел на корточках, но его маска превратилась в череп. А когда Маруха сообразила, что уже совсем скоро, 23 января, годовщина смерти ее матери, это видение показалось ей особенно жутким.

В конце недели Марина слегла: застарелые боли в позвоночнике, о которых она, казалось бы, давно позабыла, вновь дали о себе знать. Ею опять, как в первые дни, овладели мрачность и беспокойство. Видя подругу в таком беспомощном состоянии, Маруха и Беатрис преданно за ней ухаживали: чуть ли не на руках носили в туалет, кормили и поили с ложечки, подкладывали под спину подушку, чтобы Марине удобно было смотреть телевизор, не вставая с кровати. Они с ней нянчились искренне, с любовью, но она этого совершенно не ценила.

– Я так больна, а вы мне ни капельки не помогаете, – упрекала их Марина. – А ведь я для вас разбивалась в лепешку…

И попытки доказать обратное лишь усиливали чувство одиночества, которое мучило ее, надо сказать, не без оснований. Подлинное утешение в момент этого предсмертного кризиса Марина обретала только в горячих молитвах, которые она шептала часами без устали, и в полировке ногтей. Через несколько дней, в полном изнеможении, Марина вытянулась на кровати и со вздохом произнесла:

– Ладно, пусть будет, как Богу угодно.

22 января под вечер к заложницам явился Доктор. Тот, что приходил к ним вскоре после похищения. Поговорив о чем-то с охраной, он внимательно выслушал рассказ Марухи и Беатрис о Маринином здоровье. Потом подсел к ней на кровать, и у них состоялся, видимо, очень серьезный секретный разговор. Во всяком случае, оба говорили так тихо, что никто не разобрал ни слова. Уходил Доктор уже в более приподнятом настроении, пообещав вернуться через пару дней.