Амели Нотомб - Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)

– Обмелело!

И тот с очаровательной улыбкой вновь наполнял ее бокал. У меня было предчувствие, что не стоит полагаться на ее хорошие манеры. Если так и будет продолжаться, Петронилла потребует всю бутылку, чтобы пить из горла, а официант любезно протянет ей бутылку, как ни в чем не бывало.

– Атмосфера накаляется, – вполголоса проговорила я. – Кажется, нам пора.

Но не тут-то было. Петронилла громко воскликнула:

– Вы считаете, что накаляется?! А по-моему, нет. Как раз то, что надо.

Все взгляды обратились к нам. Чувствуя, как полыхают щеки, я потащила свою подругу к выходу. Это оказалось непросто. Девушка упиралась изо всех сил, тянуть ее за руку было бесполезно. В конце я просто вынуждена была толкать ее, как комод.

– Но я попробовала еще не все сорта шампанского! – возмущалась она.

Когда мы вышли от отеля «Ритц», прохладный воздух нас немного отрезвил. Я почувствовала облегчение. Петронилла вопила:

– Мне было так весело!

– А я люблю гулять пьяной по каким-нибудь красивым парижским кварталам!

– И это вы называете красивым кварталом? – взвыла она, с презрением оглядывая Вандомскую площадь.

– Покажите мне тот Париж, который любите вы, – предложила я.

Эта идея пришлась ей по душе. Она подхватила меня под руку и потащила по направлению к Тюильри, затем к Лувру (указав на него со словами: «Вот это, по крайней мере, неплохо»). Мы перешли на другой берег по мосту Карусель («Вот Сена – ничего лучше не придумаешь», – заявила она) и бодро зашагали по набережным. Мы миновали площадь Сен-Мишель и оказались перед книжной лавкой, достойной романа Диккенса, на вывеске было написано: «Shakespeare & Company».

– Вот, – сказала она.

Я никогда раньше не слышала об этом волшебном месте. В полном восхищении я рассматривала магазин: через витрину можно было увидеть фолианты, похожие на колдовские книги, любителей чтения, которых ничто на свете не могло оторвать от их занятия, и молоденькую белокурую продавщицу с фарфоровой кожей, хорошенькую и изящную, как сказочная фея.

– В самом деле, Шекспир – это ваша страсть, – согласилась я.

– Назовите кого получше.

– И пытаться не стану. Но в том, что́ вы любите в Париже, нет ничего парижского.

– Это еще вопрос. Даже в Стратфорде-на-Эйвоне вы не найдете ничего похожего на этот магазин. Ну а теперь, если вам нужно что-то истинно парижское, пойдемте.

Мы углубились в улочки Пятого округа. Она вела меня с уверенностью профессионального гида. Наконец я догадалась, куда мы направляемся.

– Арены Лютеции! – воскликнула я.

– Я их обожаю. Они такие древние. В Риме подобное место казалось бы совершенно обычным, на него бы не обратили внимания. А в Париже, где античность глубоко запрятана, так приятно обнаружить свидетельство тех времен, когда мы были еще жителями Лютеции.

– Говорите за себя. Я из бельгийской Галлии. Единственная страна в мире, название которой представляет собой субстантивированное прилагательное.

Мы с почтением разглядывали арены. Вокруг царила тишина, как в катакомбах.

– Я ощущаю себя галло-римлянкой, – заявила Петронилла.

– Этим вечером или вообще?

– Вы ненормальная, – со смехом отозвалась она.

Я не поняла, что она имеет в виду, и решила не обращать внимания.

– В самом деле, Петронилла – это женский вариант имени Петроний, – сказала я. – Помните, Петроний Арбитр? Вы маленький законодатель моды.

– Почему маленький?

С ее ростом метр шестьдесят шутить не следовало.

Со мной связался один престижный дамский журнал и предложил съездить в Лондон и взять интервью у Вивьен Вествуд.

С некоторых пор я не брала никаких заказных работ. А тут решила согласиться по двум соображениям: первое – ступить наконец на английскую землю, чего, как ни странно, до 2001 года мне делать не доводилось; и второе – увидеть эту законодательницу моды, легендарную основательницу стиля панк, гениальную Вивьен Вествуд. Чтобы мне не пришло в голову отказаться, сотрудница журнала представила дело таким образом:

– Когда я назвала ваше имя, госпожа Вивьен Вествуд пришла в восторг. Она считает ваш стиль «восхитительно континентальным». Думаю, она с радостью подарит вам платье из своей новой коллекции.

Я сдалась. Обрадованная журналистка стала меня благодарить. В таком-то лондонском отеле мне забронируют номер, за мной будет послана машина и так далее. Мне казалось, она пересказывает какой-то фильм. Мне страстно хотелось немедленно очутиться в Лондоне.

И не случайно. У семейства Нотомб имеются английские корни. В XI веке мои предки из духа противоречия покинули английское графство Нортумберленд и пересекли Ла-Манш, они были настроены против Вильгельма Завоевателя. Если я до сих пор не ступала на остров предков, так это потому, что ждала именно такого знака судьбы: протянутой руки «ненавистницы кринолинов», которая от меня в «полном восторге» (я тупо повторяла формулировку своей собеседницы-журналистки).

Итак, в декабре 2001 года я впервые села в поезд «Евростар». Когда он устремился в знаменитый тоннель, сердце заколотилось сильнее. Над головой плескалось прославленное море, которое тысячу лет назад мои предки решили пересечь в обратном направлении. Если бы герметичность нарушилась, мой поезд превратился бы в подводный болид и мчался бы до знаменитых скал, лавируя среди рыб. Этот образ показался мне таким прекрасным, что я почти мечтала, чтобы он стал реальностью, но тут за окном вдруг возник унылый зимний пейзаж.

Я вскрикнула. Оцепенев, я разглядывала эти незнакомые края. До того, как «Евростар» пересек Ла-Манш, поля за окном тоже казались грустными, но я чувствовала, что здесь совсем иная грусть. Это была английская печаль. Улицы, указатели, редкие жилища – все было другим.

Чуть позже слева я увидела огромные развалины индустриальных строений из красного кирпича, от их величия у меня перехватило дыхание. Я так и не узнала, что это такое было.

Когда поезд прибыл на вокзал Ватерлоо, я чуть не расплакалась от счастья. В тот момент, когда я ступила на британскую землю, с английской королевой я уже была на «ты». Мне казалось, земля дрожит от радости, принимая своего дальнего отпрыска. Такси доставило меня к роскошному отелю, который оказался выше всяких похвал: у меня имелась огромная – размером с поле для крикета – комната и кровать, которая, судя по ее ширине, могла удовлетворить чету миллиардеров на грани развода.

Мне нравится путешествовать налегке, поэтому на мне уже был подобающий случаю наряд: поскольку у Вивьен Вествуд имелось обо мне определенное представление, я надела самый континентальный из всех моих кружевных сюртуков и бельгийскую шляпу «дьябло». Я выбелила лицо, вычернила глаза и ярко накрасила губы. У входа в отель меня ждала машина.