Амели Нотомб - Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)

– Мне нравится.

– Как, однако же, эти люди флегматичны! Горничная, которая принесла завтрак, даже бровью не повела, когда увидела вас в этой оранжевой пижаме.

– Думаю, она в жизни и не такое видала.

– А я нет.

Я рассмеялась.

– Что вы собираетесь делать утром? – спросила Петронилла.

– А что в этой стране, по-вашему, заслуживает внимания?

– Бесплатные музеи. Это здорово, да?

– Несомненно.

– Тогда Бритиш Музеум.

Договорились. Чтобы не потеряться, мы условились встретиться в полдень в отделе Месопотамии. Не каждый день вам назначают свидание в подобных местах.

Когда я нахожусь в таком здании, то стремлюсь оценить весь ансамбль в целом, а не детали. Мне нравится, не повинуясь никакой логике, просто ради собственного удовольствия, прогуливаться из Древнего Египта на Галапагосские острова через Шумерское царство. Проглоченная целиком Ассирия легла бы тяжелым комом в желудке, между тем как возможность ущипнуть немного клинописи в качестве аперитива, склевать несколько рун на закуску, насладиться основным блюдом – Розеттским камнем – и десертом – доисторическими наскальными рисунками – будоражила мои вкусовые рецепторы.

Что я совершенно не выношу в музеях, так это то, что посетители считают своим долгом передвигаться по залам важной, медленной походкой. Я же перемещаюсь бодрым шагом, окидывая взглядом широкую перспективу, будь это археологические артефакты или живопись импрессионистов. У этого метода есть много преимуществ. Первое: можно избежать чудовищного эффекта путеводителей серии «Guide Bleu»: «Посмотрите, какое добродушное выражение лица у этой статуи, – не правда ли, похожий человек вам встретился вчера на рынке?» или: «По поводу фриза Парфенона спорят Греция и Великобритания». Второе преимущество связано с первым: оно избавляет нас от пространных и бессмысленных рассуждений при выходе из музея. Современные Бувар и Пекюше [26]были бы обескуражены. И третье преимущество (но не последнее для меня по значимости) – этот метод позволяет избежать жуткой боли в спине, которой обычно награждают тебя прогулки по музеям.

Около полудня я поняла, что заблудилась. Я подошла к музейному служителю с такими словами:

– Месопотамия, плиз.

– Third floor, turn to the left, [27]– ответил тот самым естественным тоном.

Так что совершенно напрасно думать, будто до Месопотамии трудно добраться. Петронилла, не забыв про нашу встречу, уже ждала на условленном месте. Я оценила, что она избавила меня от необходимости давать отчет о своих музейных впечатлениях. Вместо этого она предложила мне попробовать жареную рыбу с картофелем фри.

– Вы это серьезно? – удивилась я.

– Да. Это классика, она заслуживает внимания. Я знаю одно неплохое местечко в Сохо.

В вышеозначенной забегаловке она с видом знатока полила содержимое моей тарелки большим количеством уксуса. В общем, я признала, что это вполне приемлемо.

– Может, перейдем на «ты»? – предложила она, отхлебывая пиво.

– Зачем?

– Мы спали в одной кровати, я вас видела в оранжевой пижаме, мы вместе едим рыбу с картофелем. Странно продолжать друг другу выкать.

– Для меня проблема только одна: что нам это даст, если мы перейдем на «ты»?

– Итак, вы против.

– Как правило, против, вынуждена это признать.

– Это все ваше воспитание.

– Отнюдь. В моей семье все тыкают друг другу. Все гораздо проще: мне нравится обращение на «вы».

– Ладно.

– Погодите, нас же двое.

– Голосование не состоялось: один голос за, другой против.

– Тогда почему мой голос перевесил? Это несправедливо.

– Не будем же мы бросать жребий: орел или решка?

– А что, давайте! Случайность – это и есть высшая справедливость.

Петронилла вынула из кармана однопенсовую монетку и сказала:

– Решка – значит «ты». Орел – «вы».

Щелчком большого пальца она подбросила монетку в воздух. Никогда еще мне так не хотелось увидеть лицо королевы.

– Решка! – объявила она.

– Это будет непросто.

– Вам стоит только сказать, и мы останемся на «вы».

– Нет, нет. Я поначалу буду путаться, но потом привыкну.

После обеда мы оказались возле винтажного магазина, где продавались подержанные ботинки фирмы «Доктор Мартинс». Мне приглянулись ярко-синие, с узкими ремешками, не слишком разношенные. Петронилла заявила, что они мне «в самый раз».

– Тебе надо избавиться от твоих дебильных башмаков.

– За что это моя обувь удостоилась такого сарказма?

– Была бы ты нормальной, сама поняла бы.

– Вот видишь, переход на «ты» не обошелся без последствий. Вот как ты теперь со мной обращаешься.

– Неправда. Я еще утром назвала тебя умственно отсталой.

Почему-то это заявление меня успокоило, и я купила ботинки с узкими шнурками. Я ношу их до сих пор.

По дороге на вокзал нам встретился прохожий, который выгуливал вельш-корги. Мы обе впали в экстаз.

– Я балдею от этих собачонок! – воскликнула Петронилла.

– Я тоже. Это моя любимая порода. И кстати, королевы тоже.

– Теперь, когда ты сама это сказала, ты похожа на помесь вельш-корги и Елизаветы Второй. Пятьдесят на пятьдесят.

Сдаваться она не собиралась.

Когда мы сидели в поезде, она спросила, каков мой вердикт относительно Лондона.

– Пока ты не приехала, мне казалось, что это чистилище.

– А теперь, когда я приехала?

– Это ад.

Она расхохоталась:

– Да уж, мы здесь повеселились.

Действительно, именно благодаря ей мой стремительный визит в Лондон оставил у меня приятное впечатление. Тем не менее, выйдя из Северного вокзала и оказавшись в квартале, который никак нельзя назвать приятным, я внезапно поняла, почему говорят «веселый Париж».

– Какой радостный и легкомысленный город!

– Давайте выпьем шампанского! – предложила Петронилла.

Она была права, одно связано с другим. В первом же попавшемся бистро напротив вокзала я заказала бутылку «Татэнже». Мы распили ее, перемывая косточки англичанам: просто ради смеха. Расставаясь, мы условились: ничего из того, что мы тут наговорили, мы на самом деле не думаем.

Вернувшись к себе, я тут же села писать статью «Разговор с Вивьен Вествуд», в которой превозносила эту знаменитую женщину. При этом я не утаила ни одного грубого слова, которым она меня одарила, рассказала я и о приказе выгулять ее собачонку. Когда моя работодательница получила текст, она тут же перезвонила, чтобы принести свои извинения.

– Вы здесь ни при чем, – сказала я. – Я только не понимаю, почему вы утверждали, будто она обрадовалась, что интервью у нее буду брать именно я.

– Так мне сказал ее агент. Ну ладно, что теперь говорить. Что я могу сделать, чтобы загладить вину? Возместить моральный ущерб…

– Ну, стоит ли говорить о моральном ущербе? Скажем, некий психологический дискомфорт.