Ники Пеллегрино - До свидания, Рим

Двадцать пятого декабря вокруг елки собралась не только семья Ланца, но и слуги: Марио непременно хотел отмечать всем домом. Я впервые праздновала Рождество не в семье, и мне не хватало наших маленьких обычаев: сладостей, которые мы ели, обмениваясь подарками, и праздничного ужина – ради него мама единственный раз в году соглашалась постоять у плиты. Однако Рождество на вилле Бадольо меня просто ослепило. Комнаты были украшены мишурой и церковными свечами, роняющими в плошки капли воска. На столе стояли блюда с мясными закусками и дорогим сыром и шампанское в серебряных ведерках со льдом. Бетти, в теплой шали и с бумажной шляпой на голове, удобно устроилась в кресле и весело наблюдала, как мы разворачиваем подарки.

В моем свертке оказался голубой шарф из тонкой шерсти – Бетти знала, что мне пойдет этот цвет. Гувернантки получили книги, уборщик Антонио – пластинки с рок-н-роллом, горничные и экономка – вышитые носовые платки, а Пепе – коробку сигар. Должно быть, Бетти заметила, что он любит посидеть в свободную минутку под магнолиями и покурить.

Детям разрешили не ложиться спать гораздо дольше обычного. Когда им надоело возиться с новыми игрушками, Марио опустился на четвереньки и стал катать их на спине. Потом они устали, и он пел им колыбельные, пока Бетти не объявила, что пора в кровать.

В тот день Марио был таким, каким я его любила – веселым и раскованным. Он болтал с Антонио и Пепе, словно со старыми друзьями, шутил и искренне радовался их смеху. Мне тоже хотелось послушать, но, судя по тому, как Марио понижал голос и старательно отворачивался от женщин, шутки эти не подходили для наших ушей.

Прежде чем вечеринка закончилась, Марио спел несколько рождественских песен. Его голос был полон любви и теплоты. Мы тихонько подпевали, Коста, как всегда, аккомпанировал на фортепиано, а Бетти изображала дирижера.

Тем вечером я получила еще один подарок – совершенно неожиданный. Я уже надела пальто, накинула на голову платок, потому что на улице было сыро, и собиралась уходить, как вдруг Пепе вложил мне в руку какой-то конверт и сказал:

– Buon Natale [38].

– Что это?

– Открой и увидишь.

Внутри оказались билеты в оперу. Я удивленно уставилась на них.

– На следующей неделе будет гала-представление «Нормы», – объяснил Пепе. – Синьор Ланца раздобыл билеты уже давным-давно, я хотел сделать тебе сюрприз. Думал, ты обрадуешься. Ты разве не рада?

– Просто не ожидала, вот и все.

– Ты пойдешь?

Я колебалась: мне очень хотелось провести еще один вечер с Пепе, но такая внезапная перемена настроения сбила меня с толку.

– Будет петь великая Мария Каллас. Нельзя пропустить такое, – уговаривал Пепе.

– Ну, если ты правда этого хочешь…

– Конечно, хочу! – Пепе улыбнулся. – Мария Каллас! Мне прямо не терпится!

По пути домой я тщетно пыталась осмыслить, что только что произошло. Почему Пепе ведет себя то дружелюбно, то холодно? Я пыталась найти хоть одну убедительную причину, но так и не нашла.

Позже я слышала, будто синьор Ланца изменял Бетти, волочился за каждой юбкой, платил проституткам, а потом плохо с ними обращался. Могу сказать одно: за все время, что я провела в его доме, ничего подобного я не видела. По-моему, Марио с Бетти обожали друг друга. Он часто к ней прикасался – дотрагивался до руки, целовал в щеку. Оба они обладали взрывным характером, и все же нежности в них было больше, чем раздражения.

Все Рождество и Новый год они были неразлучны. Коста жил в пансионе на Виа Венето и часто к нам заглядывал – пообедать вместе и поболтать. Марио нравилось, когда на вилле бывали гости. Он любил шум голосов и музыку, сигарный дым и веселые шутки. Думаю, он страшился ничем не заполненных дней и пустых комнат.

Начало гастролей назначили на январь. Я слышала, как Марио и Коста обсуждают маршрут: Шеффилд, Глазго, Ньюкасл, Лестер, лондонский «Альберт-Холл», а затем Германия. В душе я сомневалась, хватит ли у Марио сил на такое долгое турне. Бетти уж точно была слишком слаба, чтобы его сопровождать, и мысль о близкой разлуке их тяготила.

– Мне будет так одиноко! – жаловалась Бетти. – И дети станут по нему скучать. Вот бы он мог возвращаться каждый вечер домой, как во время съемок…

– Без синьора Ланца в доме станет очень тихо, – сказала я, зная, что тоже буду скучать по Марио.

– Тихо и тоскливо, – согласилась Бетти. – Придется найти себе какие-нибудь развлечения, чтобы совсем не зачахнуть – чаепития, праздники… Давайте составим список.

Я принесла ручку и бумагу, и мы вместе принялись придумывать, чем скрасить отсутствие Марио, чтобы время пролетело незаметнее. Я любила такие моменты – любила, когда Бетти впускала меня в свою жизнь, обращалась ко мне за помощью и вела себя скорее как друг, чем как наниматель.

Я по-прежнему тщетно пыталась понять загадочное поведение Пепе и теперь решила обратиться к ней за советом. Бетти была гораздо опытнее, и я надеялась, что она поможет мне во всем разобраться.

– Он то ласков со мной, то холоден, – рассказывала я, пока мы ходили по магазинам на Виа Кондотти. – Я никогда не знаю, в каком настроении его найду. Мне порой кажется, будто я перед ним в чем-то виновата, только вот в чем…

– Перепады настроения – это нормально. С мужчинами такое бывает, – ответила Бетти, разглядывая лимонно-желтое шелковое платье в витрине.

– Но почему? – спросила я. – Я никак не пойму, в чем причина.

– Думаю, они просто другие – не такие, как мы. Работа для мужчин – главное в жизни, и если у них что-то не ладится, они замыкаются в себе и становятся раздражительны.

– Пепе – всего лишь повар, и работа у него совсем не такая ответственная, как у синьора Ланца.

– Для него она все равно важна – быть может, важнее всего на свете. Мужчины часто зацикливаются на чем-нибудь одном.

Бетти отвернулась от платья в витрине, и мы пошли дальше.

– Он снова пригласил меня в оперу, – сказала я.

– Ну вот, это же хорошо, правда? Вы рады?

– И не знаю… Может, стоит быть с ним сдержаннее? Или лучше вообще отказаться?..

– Он вам нравится? – перебила Бетти.

– Да, думаю, да.

– Тогда не надо с ним играть: мужчины этого терпеть не могут. – Ее лицо стало задумчиво. – Только не ждите, что он изменится, Серафина. Вам всегда будет с ним так же трудно, как теперь.

Потом мы зашли в кафе рядом с Испанской лестницей, чтобы выпить чаю с пирожными, и принялись обсуждать, пойдет ли Бетти лимонно-желтое платье.

То выступление Марии Каллас в римском оперном театре вошло в историю. С первых же нот стало ясно, что великая дива не в форме. Мы с Пепе сидели в напряжении, не зная, долго ли еще она сможет выдавливать из себя звук. Мы оба потрясенно молчали, а вокруг раздавались злорадные насмешки. Когда Каллас пыталась достать верхние ноты, голос ее не слушался, дрожал и срывался. Это было фиаско.