Чак Паланик - До самых кончиков

– Отрой секрет, который я не смею ей рассказать!

Пенни растерянно переводила взгляд то на без пяти минут мужа, то на диковинную гостью.

Баба, одолевшая пол земного шара от Непала до Нью-Йорка, пожевав губами, распорядилась:

– Да, негодник, расскажи ей, зачем и почему ты посвятил себя службе доставки радости женщинам!

Макс выставил контроллер на всеобщее обозрение:

– Ну вот что, мамаша! Еще один шаг, и смерть целого миллиарда из них будет на твоей совести!

Старуха слегка призадумалась.

Но тут вмешалась Пенни.

– Баба! – смело крикнула она. – Я знаю, зачем он украл сенсуальные тайны древних народностей! Понимаю, отчего всю жизнь добивался доступа к лучшим вагинам планеты!

Присутствующие гостьи тем временем продолжали плавать в сладких грезах наяву. Что касается мужчин, многие искренне радовались неожиданному повороту дел на одном из скучнейших и заорганизованных мероприятий – венчании. Если они и видели, что женщинам сейчас приятно, то старательно прикидывались, будто ничего не замечают. Эти субчики, кстати говоря, по большей части принадлежали к числу лицемерных донжуанеров и подпольных спекулянтов, гревших руки на эффектах «До самых кончиков».

Пока палец Макса висел в миллиметре от кнопки глобального смертоубийства, Пенни сообщила:

– Я знаю про клонирование. Макс впрыснул растиражированные эмбрионы самого себя в пользовательниц «До самых кончиков». Скоро он даст отмашку, и они хором забеременеют.

Приковав к себе внимание всего собора, она кричала:

– Те самые наноботы, которые доставляют наслаждение и боль его рабыням, проследят за подавлением иммунных функций, отвергающих чужеродные тела в организме! Армия микроскопических роботов будет охранять и защищать плодов-паразитов, чтобы сотни миллионов женщин фертильного возраста смогли произвести на свет точные копии Корнелиуса Линуса Максвелла!

К моменту окончания своего краткого выступления Пенни изъяснялась визгом, отчаянно размахивая свадебным букетом. Когда словоизвержение угасло, праздничная аудитория уставилась на нее с плохо скрываемым недоверием. Пенни – вся в рюшечках, не говоря уже про фижмы и оборки – ждала взрыва массового негодования, а от Макса – первых пыточных аккордов. Однако ни того, ни другого не последовало.

Баба перевела на нее мутный взгляд. Недоуменно склонив голову к плечу, старуха сказала:

– Что ты, что ты, голубка моя! Ничего такого и близко нет.

Кто-то где-то хихикнул.

– Зато я не шучу, – пригрозил Макс. – Еще слово, и вас всех постигнут такие муки, хоть кантату пиши!

Но Седобородка презрела опасность.

– Ты, Пенни Харриган, стоишь сейчас в чужом платье. Том самом, которое четверть века назад надела покойная жена Макса на свою свадьбу, и было ей столько же, сколько тебе сейчас! – Высокие каменные своды эхом разносили ее слова по притихшему собору. – Так поинтересуйся у своего жениха, отчего столь удачно подошел размер!

А и впрямь. При первой же примерке подвенечное платье село как влитое.

Не успела она в деталях осмыслить это откровение, как Макс коснулся коробочки. Недоступная глазу орбитальная группировка спутников послушно ретранслировала сигнал, и девушку пробила молния боли. Одновременно с ней точно так же вскрикнули и рухнули на холодный жесткий пол все прочие женщины, гостьи свадебных торжеств. Только Баба осталась на ногах и дерзко смотрела в бешеные глаза Макса.

– Расскажи ей, – прошипела она. – Расскажи, что у нее на роду написано!

– Ни за что и никогда! – отказался тот.

Пенни едва замечала, как между ними встала Баба. Противники – денди во фраке и высохший скелет – начали медленно кружить друг вокруг друга. Максвелл сунул коробочку за пазуху и угрожающе вскинул пустые руки, готовый атаковать при первом же кряхтеньи со стороны Седобородки.

Что касается самой Пенни, над ней стоял епископ и заливался краской, пока невеста корчилась у его ног, агонизируя наслаждением – полупомешанная, давящаяся хриплым страстным урчанием.

– Пенни, голубка! – крикнула Баба. – Ты должна отразить его бесовскую энергию! Ваша встреча с Максвеллом была неслучайна! Лишь ты одна способна его одолеть!

Не успела она высказаться полностью, как Макс прыгнул к ней и схватил за морщинистую шею, приговаривая:

– Умри, ведьма!

Едва дыша, Баба тем не менее предложила:

– Загляни! Загляни в его еженедельник за девять месяцев до своего рождения! Загляни и узнай, кого он тогда клеил…

Шурша юбками, Пенни каталась по плитам. Она прямо чувствовала, как по венам скачут наноботы. Вот бы распороть себе артерии и слить зараженную кровь! Проклятые киберблохи уже не дадут спокойной жизни, от них никогда не избавиться. Максвелловские микропалачи бодро жевали ее изнутри, заливая болью с головы до пят.

Баба меж тем умирала с переломленной шеей. Два столетия отдав сексуальному просветительству пилигримов, она испускала дух в тисках лучшего ученика. Проталкивая слова сквозь раздавленное горло, старуха бурчала:

– Дитя, ты должна ретранслировать его энергию! Пропусти ее через себя и возверни, многократно умножив! Говорю тебе: зеркала не обгорают даже на самом солнцепеке…

Чтобы вытеснить ложное удовольствие, Пенни сосредоточилась на своей тесно спаянной семье, на родителях и их бесхитростном лютеранстве, с теплотой вспомнила узы дружбы, что связывали ее с Моник. Мысль Пенни растеклась по всем тем замечательным вещам, которые она искренне любила. Пломбир с кремовыми прожилками. Рон Ховард. Ричард Томас. Настойчивая медитация привела к тому, что самосознание начало отбрасывать сигналы контроллера. Еще немного, и своры наноботов присмирели, поплелись вниз и сгрудились в районе почечной лоханки.

Сей же миг собор вздрогнул от дикого посвиста, что нарастал и креп, пока не превратился в сирену, вполне способную перевыть средства оповещения гражданской обороны. Сирена уступила место паровозному, а затем и пароходному гудку – настолько громкому, что мозги собравшихся едва не превратились в яичницу-болтунью. Гости схватились за головы, содрогаясь от боли в ушах.

Источником акустического удара была Пенни. Лишь слегка приглушенный фижмами и кринолинами, потрясающий звук рождался у нее в промежности. Он эхом летал между величественными стенами, сотрясая витражи, пока каменная кладка не пошла трещинами. Иерихонская труба, да и только. С потолка посыпалась цементная крошка. Наконец могучий гром грянул из-под юбок, сорвав кружевные штанишки и обдав гостей шрапнелью из блесток и жемчугов. Разлохмаченные лоскуты, оседая словно хлопушечное конфетти, открыли взглядам зиждилище и обиталище той властной силы, которой была преисполнена невеста.