Амели Нотомб - Гигиена убийцы. Ртуть (сборник)

– Почему же тогда он не довольствуется моей душой? – вскинулась Хэзел.

– У вас нет причины доводить себя до такого состояния, – заключила Франсуаза непреклонно.

Девушка в отчаянии устремила на нее жалобный взгляд:

– А я-то думала, что вы меня любите!

– Я к вам прекрасно отношусь. Но это не повод потакать вашим капризам.

– Моим капризам? О, уходите, я ненавижу вас!

– Хорошо.

И молодая женщина убрала медицинские инструменты в саквояж. Когда она направилась к двери, девушка спросила умоляющим голосом:

– Но вы ведь еще придете, правда?

– Завтра, – улыбнулась медсестра.

Она спустилась по лестнице, в ужасе от того, что́ ей пришлось наговорить.

Внизу отворилась дверь курительной.

– Мадемуазель, зайдите, пожалуйста, на минутку, – попросил Капитан.

Франсуаза зашла. Сердце ее бешено колотилось.

Старик выглядел взволнованным.

– Я хотел поблагодарить вас, – сказал он.

– Я всего лишь делаю свою работу.

– Я имею в виду не вашу профессиональную компетенцию. Я нахожу, что вы очень умны.

– А-а-а.

– Вам доступны такие вещи, которые, как правило, не доступны молодым женщинам.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Прекрасно понимаете. Вы разобрались в том, что здесь происходит, и проявили изрядную проницательность. Вам ясно главное: я люблю Хэзел. В моей любви к ней вы можете не сомневаться. «Люби и делай что хочешь», – учит Блаженный Августин.

– Месье, это не мое дело.

– Знаю. И все же я говорю вам это, потому что глубоко уважаю вас.

– Спасибо.

– Нет, это я должен вас благодарить. Вы замечательный человек. И вдобавок вы красавица. Вы, как богиня Афина, соединяете в себе красоту и мудрость.

Медсестра опустила глаза, словно смутившись, попрощалась и поспешно ушла. За дверью морской воздух окутал ее, повеяв свободой, и она наконец вздохнула с облегчением.

«Я узнала то, что хотела», – сказала она себе.

Купив кое-что в аптеке, Франсуаза зашла в кафе. Вообще-то, это было не в ее привычках.

– Кальвадос, пожалуйста.

«С каких пор женщины пьют такое?» – удивился про себя хозяин кафе.

Моряки тоже с удивлением посматривали на красивую женщину отнюдь не легкомысленного вида, которая, казалось, была погружена в размышления о чем-то чрезвычайно важном.

«Теперь, когда я знаю наверняка, надо стать вдвое бдительней. Мне повезло, что он не обратил внимания, когда я солгала насчет клизм. Похоже, что он может слушать наши разговоры прямо из курительной, которая, наверное, соединяется слуховой трубой с комнатой Хэзел. Бедняжка, представляю, в каком она сейчас состоянии! Как же дать ей понять, что я – ее союзница? После всего, что я ей наговорила, будет ли она доверять мне? Я бы написала ей записку, но это невозможно: ищейки Капитана не позволят пронести ни клочка бумаги». Несколько дней назад Франсуаза заметила, как один из обыскивавших ее людей внимательно читал инструкцию по применению на коробочке с лекарством из ее сумки. На вопрос, что он рассчитывает найти, бдительный страж ответил: «А может, вы составили зашифрованное послание, подчеркивая определенные буквы». Ей ничего подобного и в голову не приходило. «Разве я сумею перехитрить этих церберов? Я могла бы взять с собой чистую бумагу и написать Хэзел в ее присутствии, но тогда она станет задавать вопросы, которые будут услышаны: „Что вы делаете, Франсуаза? Что это вы пишете? Зачем прижимаете палец к губам?“ Нелегко же мне придется с этой простушкой! Нет, будем следовать моему плану. Если бы только на это не требовалось так много времени!»

Она встала, подошла к стойке бара и спросила хозяина:

– Чем занимался Капитан до того, как поселился на Мертвом Пределе?

– А почему вы им интересуетесь?

– Я сейчас его лечу. Начальная стадия плеврита.

– Он, должно быть, немолод. В последний раз я видел его лет двадцать назад, и уже тогда он выглядел стариком.

– Море быстро старит.

– В его случае, думаю, не одно только море.

– Что вы о нем знаете?

– Совсем немного. Знаю, что зовут его Омер Лонкур, – согласитесь, с таким именем ему было на роду написано стать моряком [11]. Жизнь он прожил, насколько я слышал, бурную, был контрабандистом в Китайском море. И здорово на этом разбогател. Тридцать лет назад он ушел на покой.

– Почему так рано?

– Никто не знает. Но вроде бы он влюбился.

– В кого же?

– В какую-то женщину. Он привез ее на своем корабле. Никто ее никогда не видел. Лонкур купил остров и поселил там свою любовницу.

– Это было тридцать лет назад, вы уверены?

– Абсолютно.

– Как же получилось, что вы никогда не видели эту женщину?

– Она не покидала Мертвый Предел.

– Откуда же вам тогда известно о ее существовании?

– От Жаклин, кухарки Лонкура. Она иногда говорила о какой-то барышне.

– Она ее видела?

– Не знаю. Люди Капитана не болтливы, – похоже, им приказано держать язык за зубами. Та барышня умерла двадцать лет назад.

– От чего?

– Бросилась в море и утонула.

– Как?!

– Да, странная история. Много дней спустя ее выбросило на берег в Нё. Тело раздулось от воды, прямо как хлебный мякиш. Поди пойми, красивая она была или нет. После вскрытия и следствия полиция установила, что это самоубийство.

– Почему же она покончила с собой?

– Кто ее знает.

«Уж я-то узнаю, дайте только срок», – подумала медсестра, расплатилась и вышла.

В больнице она поговорила с самой старшей из своих коллег, лет пятидесяти. Выведать у нее удалось немного.

– Нет, не знаю я ту женщину. Уже не помню.

– А как звали утопленницу?

– Откуда же нам было знать?

– Может быть, Капитан говорил.

– Может, и говорил.

– Ну что у вас за память! Неужели не было ни одной детали, которая бы запомнилась?

– На ней была очень красивая ночная сорочка, белая.

«Вкусы Капитана не меняются», – подумала Франсуаза и пошла в больничный архив. Но и там она не нашла ответа: в 1903 году в больнице Нё умерли десятки женщин, поскольку это был самый обычный год.

«Как бы то ни было, Лонкур мог назвать любое вымышленное имя, раз настоящее знал только он один», – решила Франсуаза.

И еще подумала о том, что ту женщину где-то должны были похоронить.

Улыбка Хэзел казалась вымученной.

– Я много думала о нашем вчерашнем разговоре.

– Угу, – равнодушно отозвалась медсестра.

– Я понимаю, что вы были правы. И все-таки никак не могу с вами согласиться.

– Это не страшно.

– Вот и я так думаю: мы ведь не обязаны во всем соглашаться с друзьями, правда?

– Конечно.

– Дружба вообще странная штука: друга любят не за его тело и не за его мысли. Откуда же тогда возникает это непонятное чувство?

– Вы правы, это любопытно.

– Может быть, между некоторыми людьми существует какая-то таинственная связь. Наши имена, например. Ведь ваша фамилия Шавень, правда?