Барбара Вайн - Ковер царя Соломона

Юридическая фирма занимала два последних этажа в здании на севере Линкольн-Инн-филдс. Медная табличка на фасаде извещала, что там располагалась адвокатско-нотариальная контора «Энджелл, Шеррер и Кристиансон». Стрелка на табличке указывала на узкий переулок, где находилась входная дверь.

Ближайшей от этого места станцией была «Холборн» – буквально в пяти минутах ходьбы. Алиса поехала сначала по Юбилейной линии до «Бонд-стрит», а потом пересела на Центральную до «Холборна». В тот день она должна была приступить к работе в качестве секретаря Джеймса Кристиансона, кабинет которого располагался на верхнем этаже здания.

Ее любимый очень разозлился, когда она объявила, что все-таки поступила на службу.

– Я надеялся, ты шутишь, – буркнул он.

– Какие еще шутки? – отозвалась скрипачка. – Мне нужны деньги, Том. Как и тебе, кстати. Мы ведь собирались помогать друг другу! Ты уже это делал, и я тебе очень благодарна за то, что ты тогда выручил меня и заплатил за мои уроки. Сейчас пришла моя очередь.

Они сидели в ее комнате, бывшем кабинете директора, и заканчивали ужин. Мюррей купил бутылку вина, что Алиса посчитала напрасной тратой денег. Ей было совершенно ясно, что они не могут позволить себе такого рода вещи. Тем не менее Том покупал вино каждый день. Он опустошил третий стакан и вдруг со злостью швырнул его в стену. Алисе стало очень не по себе. В первый раз она видела своего друга настолько взбешенным.

– Не нужна мне твоя гребаная благодарность! – заорал он.

– Извини, я всего лишь имела в виду, что мы договорились делиться и вообще все делать вместе.

– И поэтому ты тайком нашла себе работу? По-твоему, это называется «все делать вместе»?! Нет, «делать вместе» – означает вместе заниматься музыкой, делать то, чем мы всегда занимались с тех пор, как встретились. Ты вообще помнишь, как мы встретились?

То, как он это сказал, заставило Алису покраснеть.

– Конечно, я помню, Том, – ответила она тихо.

– Это случилось в Холборне. На станции. Я никогда не забуду того дня. Я буду помнить его всю мою жизнь. А теперь ты будешь проходить там по пути на работу и наверняка ни разу даже не вспомнишь обо всем этом.

Скрипачка собрала осколки разбитого стакана, а потом сходила в ванную и принесла воды, чтобы попытаться хоть как-то смыть потеки вина со старых обоев. Когда она зашла обратно в комнату, Мюррей, испуганный и растерянный, упал перед ней на колени и начал просить прощения:

– Я очень, очень тебя люблю!

– Знаю.

– Я хочу сделать все для тебя. Но я ничего не могу и от этого схожу с ума. Чувствую себя ненужным и беспомощным.

– Не выдумывай, – сказала Алиса и тут же пожалела, настолько это прозвучало фальшиво и похоже на обычные фразочки Майка.

Флейтист схватил ее за руки и стал настаивать немедленно заняться любовью. Живя с Майком, Алиса часто соглашалась на такое только для того, чтобы сохранить мир в семье, даже если ей самой не хотелось и она знала, что не получит никакого удовольствия. Когда она уходила из дома, то решила, что никогда больше не будет так поступать, но сейчас покорно снимала одежду, чтобы отправиться с Томом в постель, целовать его в ответ на его поцелуи, ласкать его тело, а потом делать вид, что получает наслаждение.

Если она откажется, то рискует остаться ночью в одиночестве, без него, держащего ее в объятиях. До сих пор молодая женщина часто в ужасе просыпалась среди ночи с мыслями о Кэтрин и о том, что она может потерпеть фиаско как музыкант. Алиса спрашивала себя, что с ней будет, если выяснится, что она годна лишь на то, чтобы давать частные уроки музыки детям, только начинающим играть на скрипке.

Ее собственные занятия с мадам Донской не приносили ей удовлетворения и не придавали решимости. Наоборот, они приводили Алису в расстройство. Скрипачка поймала себя на том, что постоянно ждет похвалы от своей русской учительницы. Она преданно смотрела в ее широкоскулое жесткое лицо, ища малейшие признаки если не удовольствия, то хотя бы приятия. Наверное, Елена Донская не испытывала особенного отвращения к ее игре. Очень может быть, что это время сделало ее лицо строгим, а щеки учительницы обвисли с возрастом, обрисовав суровые складки в уголках рта.

Однако с ее губ никогда не срывалось ни единого слова одобрения – лишь невнятное бурчанье. Она была чрезвычайно озабочена постановкой пальцев при игре. Иногда Алиса думала, что это просто глупо – уделять столько внимания тому, как именно она держит скрипку. Никто из ее преподавателей не заботился об этом с тех самых пор, как она в двенадцать лет впервые взяла в руки смычок.

Однажды мадам Донская произнесла фразу, которая заставила ее ученицу похолодеть:

– Просто смешно, что в этой стране взрослые люди испытывают проблемы, которые дети в остальной Европе решают уже к десяти годам.

– Вы говорите о скрипачах? – уточнила Алиса.

Она тут же пожалела о своем вопросе. Елена одарила ее жуткой улыбкой и отвернулась. Молодая женщина не могла избавиться от ощущения, что, по мнению преподавательницы, она и скрипачкой-то называться недостойна. Впрочем, как и любой другой ученик, приходивший в этот темный, мрачный и душный дом.

Иногда они пили чай. Готовили ли его в самоваре, Алиса не знала. Чай подавался уже налитым в фарфоровый чайник, был остывшим и мутным, и к нему не полагалось молоко. Они пили его в комнате, где кресла и столы были сплошь покрыты какими-то тяжелыми драпировками и яркими шалями и повсюду стояло красное и голубовато-зеленое венецианское стекло. Хозяйка рассказывала о немецкой скрипачке Анне-Софи Муттер, которую обожала, или об Йегуди Менухине, которого называла своим другом.

Том настоял, что будет встречать Алису после занятий. Поводом послужило то, что заканчивались они поздно, а идти по Фрогналу и Кэнфилд-Гарденс в темноте небезопасно. Скрипачка была вынуждена подчиниться. Уроки проходили раз в неделю, и она подумала, что если позволит это своему другу, то потом сможет отказаться от того, чтобы он ездил за ней в контору «Энджелл, Шеррер и Кристиансон».

Брайан Эльфик забирал детей каждое воскресенье, всегда при этом спрашивая, чем бы они хотели заняться.

– Пойдем в Ковент-Гарден? В Музей транспорта, – предложил Джаспер.

Брайан охотно согласился. Он-то ожидал, что его попросят отправиться в луна-парк. Ему подумалось, что Джаспер наконец-то перестает интересоваться одними лишь привидениями, комиксами и вредной едой. Сидя в поезде, идущем в сторону Бейкер-стрит, они решили, что вначале посетят музей, потом прокатятся по Темзе, перекусят в «Макдоналдсе» и напоследок сходят в кино, где можно было за один билет посмотреть сразу два любимых фильма Бьенвиды – «Дамбо» и «Белстоунский лис».