Карлос Сафон - Трилогия тумана (сборник)

– Не переставай работать руками. Двигайся. Непрерывно двигайся, – прохрипел он.

Ирен кивнула, будучи на грани беспамятства.

– Мне приснился сон… – прошептала девочка как в бреду.

– Нет. Не вздумай сейчас заснуть, – предостерег Исмаэль.

Глаза Ирен были незрячими и слипались. Исмаэль поднял руку и пощупал каменистый потолок пещеры, к которому их прижимал прилив. Подводное течение отнесло их от дыры в центре свода, утащив в глубину грота и закрыв для ребят единственный путь к спасению. Героические усилия удержаться под отверстием колодца к успеху не привели: зацепиться было не за что, следовательно, неодолимое течение могло распоряжаться беспомощными пловцами по собственному усмотрению. Под потолком уже почти не оставалось пространства, его едва хватало, чтобы ребята могли дышать. И вода неуклонно прибывала.

В какой-то момент голова Ирен ушла под воду. Исмаэль схватил подругу и вытащил ее наверх. Девочка пребывала в полном оцепенении. Исмаэль знал, что даже сильные и закаленные мужчины нередко погибали таким образом, проиграв поединок морю. Холод может убить кого угодно. Он окутывает тело смертельной пеленой и сначала вызывает онемение мышц, потом туманит сознание и терпеливо ждет, когда жертва отдастся в объятия смерти.

Исмаэль потряс Ирен и повернул ее лицом к себе. Она пробормотала что-то бессмысленное. Не раздумывая дважды, Исмаэль дал ей затрещину. Ирен открыла глаза и закричала от страха. В течение нескольких секунд она не могла сообразить, где находится. Пробудившись в темноте, по горло в ледяной воде, ощущая прикосновение чьих-то рук, державших ее, девочка вообразила, будто стал явью худший из кошмаров. Но потом память вернулась к ней. Кравенмор. Ангел. Пещера. Исмаэль обнял ее, и она не смогла сдержать слезы, зарыдав, словно перепуганный ребенок.

– Не дай мне умереть тут, – прошептала Ирен.

Ее слова ранили его, словно острый нож.

– Ты не умрешь. Обещаю. Я не позволю. Скоро начнется отлив, и, возможно, вода не заполнит пещеру целиком… Нам нужно продержаться еще немного. Всего чуть-чуть, и мы выйдем отсюда.

Ирен закивала и крепче прижалась к нему. Хотел бы Исмаэль так же верить в то, что он говорил, как и его подруга.

Лазарус Жан медленно поднимался по главной лестнице Кравенмора. Поток света, падавшего от люстры под высоким сводом, вобрал в себя ауру чужого присутствия. Оно ощущалось в запахе, витавшем в воздухе, и даже в тех узорах, которые рисовали частички пыли, блестевшие, как серебряный песок, попадая в конус света. На третьем этаже кукольник прежде всего устремил взор на дверь, находившуюся за кисейными занавесями в конце коридора. Дверь была распахнута настежь. Его руки задрожали.

– Александра?

Дуновение холодного ветра взметнуло занавески, колыхавшиеся в сумраке галереи. Тягостное предчувствие овладело Лазарусом. Он закрыл глаза и прижал руку к груди, где разливалась острая боль, отдававшая в плечо. Она грубо ударила по нервам, в мгновение ока, словно горящий порох, уничтожив его самообладание.

– Александра? – снова простонал он.

Лазарус добежал до комнаты и остановился на пороге, обозревая следы борьбы и разбитые окна, открывавшие свободный доступ промозглому мареву, наплывавшему из леса. Лазарус сжал кулак с такой силой, что ногти впились в мякоть ладони.

– Будь ты проклята…

Он отер холодный пот со лба и приблизился к ложу, с бесконечной нежностью раздвинув занавеси балдахина.

– Прости, дорогая… – сказал он, присаживаясь на край постели. – Прости…

Посторонний звук привлек его внимание. Дверь комнаты слегка покачивалась из стороны в сторону. Лазарус встал и, ступая бесшумно, подошел к порогу.

– Кто там бродит? – спросил он.

Ответа он не получил, но дверь застыла на месте. Лазарус шагнул в коридор и заглянул в темноту. Когда он услышал свист над ухом, было уже поздно. Жестокий удар по затылку сбил его с ног. В полубессознательном состоянии он почувствовал, как чьи-то руки подхватывают его за плечи и волокут по коридору. Мельком ему удалось увидеть того, кто напал на него: Кристиан, робот, стоявший в карауле у парадного входа. Кристиан обратился к нему лицом, и глаза его злобно заблестели.

Потом Лазарус потерял сознание.

Напор течения, всю ночь необратимо толкавший пловцов в глубину пещеры, стал ослабевать, и по этому признаку Исмаэль догадался, что наступил рассвет. Невидимые десницы моря постепенно ослабляли хватку, позволив юноше отбуксировать бесчувственную Ирен в более высокую часть пещеры, выбравшись из тесной расселины, где уровень воды оставлял им жалкий глоток воздуха. И когда свет, отражавшийся от песчаного дна, прочертил бледную дорожку к выходу из пещеры, а море протрубило отступление, Исмаэль издал восторженный вопль. Правда, его никто не услышал, даже подруга. Юноша знал, что, как только вода начнет спадать, сама пещера укажет им спасительный путь на свободу.

Часа два уже Ирен держалась на воде только благодаря Исмаэлю. Девочке с трудом удавалось оставаться в сознании. Ее тело больше не дрожало, безвольно покачиваясь в потоке, как неодушевленный предмет. Терпеливо дожидаясь, когда отлив откроет им дорогу в бухту, Исмаэль понял, что Ирен погибла бы давным-давно, не окажись он рядом.

Не давая подруге утонуть, Исмаэль шептал ей слова ободрения, почти не доходившие до Ирен. Одновременно он вспоминал истории, которые рассказывали моряки о том, как люди встречались лицом к лицу со смертью. Считалось, что если в море один человек спасал жизнь другому, то их души навечно связывала незримая нить.

Постепенно течение сошло на нет. Тогда Исмаэлю удалось наконец вытащить Ирен на простор лагуны, оставив позади зев грота. Пока восход трудился, раскрашивая золотом линию горизонта, юноша до плыл со своей ношей до берега. И когда девочка открыла шалые глаза, она увидела Исмаэля, с улыбкой смотревшего на нее.

– Мы живы, – прошептал он.

Ирен в изнеможении опустила веки.

Исмаэль еще раз посмотрел на зарю, занимавшуюся над лесом и утесами. Красивее зрелища он в жизни не видел. А потом он неторопливо растянулся рядом с Ирен на белом песке и сдался на милость усталости.

И не существовало силы, способной вырвать ребят из объятий этого сна. Даже гром небесный не разбудил бы их.

Проснувшись, Ирен прежде всего увидела черные непроницаемые глаза, настороженно уставившиеся на нее. Девочка дернулась, как от удара, и перепуганная чайка взмыла в воздух. Пробуждение одарило Ирен массой неприятных ощущений: губы пересохли и саднили, кожа горела и, казалось, вот-вот лопнет, тело болело при малейшем движении. Мышцы были словно ватными, а голова заполнена желеобразной массой. На девочку накатила волна тошноты, поднимаясь от желудка к горлу. Ирен попыталась сесть и лишь тогда сообразила, что огнем, пожиравшим кожу, точно кислота, было солнце. На губах выступила горечь. Мираж, напоминавший маленькую бухту среди скал, каруселью кружился перед глазами. Хуже, чем теперь, Ирен в жизни себя не чувствовала.