Карлос Сафон - Трилогия тумана (сборник)

Бен остановился и упал на колени между рельсами. К нему от ворот Джитерс Гейт бежали друзья. Казалось, небо заплакало, проливая на них сотни крошечных белых слезинок. Бен запрокинул лицо и кожей почувствовал, какие они холодные. Пошел снег.

В последний раз члены общества «Чоубар» собрались вместе в то майское утро 1932 года у руин станции Джитерс Гейт на берегу реки Хугли у разрушенного моста. Снегопад разбудил жителей города Калькутты, где сроду не видали белого покрова, который окутал купола старых дворцов и необъятный Майдан, выстлал ковром улицы и переулки.

Горожане выходили на улицы и поражались чуду, которого они больше никогда не увидят. Тем временем члены общества «Чоубар» отступили к мосту и оставили Шири в объятиях Бена. Прошлой ночью все выжили и стали свидетелями, как огненный поезд рухнул в пустоту и пламя взмыло до небес и рассекло грозовые тучи, словно адский меч. Ребята понимали, что, возможно, никогда не вернутся в разговорах к событиям этой ночи. А если вздумают кому-то рассказать о них, то им никто не поверит. Однако в то утро все осознавали, что были всего лишь статистами, случайными пассажирами поезда, приехавшего из прошлого. Они молча наблюдали, как Бен обнимал сестру, а с неба падал и падал снег. Вскоре день развеял сумрак бесконечной ночи.

Шири ощутила на щеках холодное прикосновение снежинок и открыла глаза. Брат поддерживал ее и нежно гладил по лицу.

– Что это, Бен?

– Снег, – ответил мальчик. – Над Калькуттой идет снег.

Лицо девочки на миг осветилось счастьем.

– Я тебе рассказывала о своей мечте? – спросила она.

– Увидеть снег в Лондоне, – отозвался Бен. – Я помню. На следующий год мы вместе туда поедем. Навестим Йена, который там будет учиться медицине. Снег будет идти каждый день. Клянусь.

– Ты помнишь притчу нашего отца, Бен? Ту, что я вам рассказывала в первый вечер во Дворце полуночи?

Бен кивнул.

– Это слезы Шивы, Бен, – с трудом выговорила Шири. – Они растают, когда взойдет солнце, и больше никогда в Калькутте не пойдет снег.

Бен осторожно приподнял сестру и улыбнулся ей. Темные глаза Шири, блестевшие как жемчуг, строго смотрели на него.

– Я умру, да?

– Нет, – ответил Бен. – Ты не умрешь еще много-много лет. У тебя очень длинная линия жизни. Видишь?

– Бен, – всхлипнула Шири, – это был единственный выход. Я не могла поступить иначе. Я сделала это ради нас.

Он крепко обнял сестру.

– Я знаю, – пробормотал он.

Девочка попыталась сесть и приблизила губы к уху Бена.

– Не дай мне умереть одной, – шепнула она.

Бен постарался, чтобы сестра не увидела его лицо, и крепко прижал ее к себе.

– Ни за что.

Они так и сидели вдвоем под снегом и молчали, пока пульс Шири медленно не угас. Постепенно тучи ушли на запад, а утреннее солнце растопило навсегда покров из белых слез, выстлавший город.

В местах, где обитают горе и бедность, с легкостью рождаются легенды о привидениях и потусторонних явлениях. Калькутта хранит в своих кладовых сотни подобных преданий. Никто не осмеливается признаться, что верит в них, однако они хранятся в памяти поколений как настоящая и единственная историческая хроника. Пожалуй, отмеченные особой мудростью жители города понимают, что подлинную историю Калькутты всегда писали на невидимых страницах, которые повествуют о величии духа и проклятиях, тайных и молчаливых.

Наверное, та же самая мудрость озарила путь Лахаважда Чандры Чаттерджи в его последние минуты. Она позволила ему понять, что он безвозвратно заблудился в лабиринте собственного проклятия. Возможно, изведав глубочайшее одиночество души, обреченной вновь и вновь переживать самые страшные моменты прошлого, он осознал истинную ценность уничтоженных им жизней, а также тех, которые он еще мог спасти. Трудно угадать, что увидел он в лице своего сына Бена за секунду до того, как позволил ему навсегда погасить пламя злобы, пылавшее в котлах «Огненной птицы». Может, в своем безумии он сумел на миг обрести здравый рассудок, все зачатки которого были у него с корнем вырваны во времена Грант-Хауса.

Ответы на эти вопросы, равно как и его тайны, погибли навсегда в чудовищном взрыве, расколовшем небо над Калькуттой на рассвете 30 мая 1932 года, как хлопья снега тают безвозвратно, поцеловав землю.

Но какой бы ни была истина, мне достаточно сказать, что вскоре после того, как огненный поезд канул в воды Хугли, озерцо свежей крови, хранившее неприкаянный дух женщины, которая подарила жизнь близнецам, испарилось бесследно. И тогда я понял, что души Лахаважда Чандры Чаттерджи и его спутницы обрели вечный покой. Я никогда больше не увижу во сне печальные глаза лучезарной принцессы, склонившейся над моим другом Беном.

Прошло много лет, и я больше не виделся со своими друзьями – с тех пор как вечером того рокового дня поднялся на борт корабля, который должен был увезти меня навстречу моей судьбе в Англии. Я помню грустные лица ребят, махавших мне на прощание с берега Хугли, пока корабль поднимал якоря. Помню, как мы клялись держать связь и никогда не забывать о тех необыкновенных событиях, свидетелями которых стали. Я не отрицаю, что в тот момент я понимал, что все обещания останутся за кормой корабля, отплывавшего под пылающим закатным небом Бенгалии.

На пристани были все, кроме Бена. Но именно за него мы переживали больше всего.

Обращаясь теперь к своим воспоминаниям о днях ранней юности, я чувствую, что каждый из моих друзей до сих пор живет в отдельном уголке моей души, который я запечатал навсегда в свой последний вечер в Калькутте. Уголок, где нам всем по-прежнему едва исполнилось шестнадцать и где дух общества «Чоубар» и Дворца полуночи существует, пока дышу я.

Относительно того, что приготовила судьба для каждого из нас, скажу, что время стерло следы многих моих друзей. До меня дошло, что Сет спустя годы стал преемником тучного мистера Де Розио на посту директора библиотеки и архива Индийского музея, сделавшись таким образом самым молодым человеком в истории этого учреждения, кто занимал названную должность.

Также я кое-что знаю об Изобель. Через несколько лет после описанных событий она вышла замуж за Майкла. Их союз длился пять лет, и после развода Изобель отправилась путешествовать по свету в составе скромной театральной труппы. Время не убило ее мечту. Не знаю, что из этого вышло. Майкл, который до сих пор живет во Флоренции, где преподает рисунок в институте, больше ее никогда не видел. А я все еще надеюсь, что однажды ее имя напечатают крупным шрифтом в газетах.

Сирах скончался в 1946 году. Последние пять лет своей жизни он провел в бомбейской тюрьме, осужденный за кражу, причем он до конца утверждал, что невиновен. Как предсказывал Джавахал, небольшая толика везения, доставшаяся ему, иссякла. Удача отвернулась от него навсегда.