Джон Робисон - Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

Все дело я провернул в темноте. Особенно трудно было забраться на высоковольтную вышку. Да еще и страшно, и смертельно опасно – лезть на такую высоту, когда у тебя над головой напряжение в 75 000 вольт. Одно неосторожное движение – и мне конец. Был миг, когда я, подняв руку, услышал, как затрещало электричество, и медленно, осторожно опустил ее. Труднее всего было справиться с веревкой и сделать все правильно. Да и затащить на вышку такой груз для четырнадцатилетнего парня было нелегким делом. Но я справился. И никто меня не увидел.

К одиннадцати часам вечера движение на дороге стихло – больше ни одна машина не показывалась. У меня все было готово.

Огонь наконец разгорелся вовсю, поэтому любой, кто приблизился бы к вышке, сразу увидел бы, что я затеял. В десяти футах над землей с высоковольтной вышки на веревке свисало тело. Чучело я нарядил в старые отрепья, а веревку прикрутил к траверсу – перекрестью металлических балок на тридцатифутовой высоте. Я заранее натренировался вязать скользящий узел, чтобы мое чучело походило на настоящего висельника. Благодаря тренировкам узел получился что надо и чучело выглядело убедительно – кто угодно бы увидел, если посветить фонариком. Ноги у чучела уже почернели и закоптились от дыма, и чем дальше, тем выше поднималась чернота. Скоро чучело закоптится целиком, покроется омерзительной черной сажей. Кровельный вар в большом ведре побулькивал. Края ведра раскалились докрасна.

Высоту, на которую было подвешено чучело, я тщательно просчитал. Оно висело достаточно высоко, чтобы его нельзя было снять, стоя на земле, но при этом ровно настолько низко, чтобы попасть в свет фар, как только по дороге проедет автомобиль. В общем, чучело не могло остаться незамеченным. В целом я был доволен, как все получилось.

С дороги, с расстояния в несколько сотен ярдов, мой костер был виден только как неясное зарево – настолько неяркое, чтобы не привлекать внимания. К лесным кострам по ночам местные жители привыкли: студенты из колледжа во время учебного семестра постоянно устраивали по выходным пикники на всю ночь.

Но сейчас был не учебный семестр, и в лесу собралась не студенческая компания.

Пора было призвать представителей властей.

Я вышел на дорогу. Царила непроглядная тьма. Вокруг в радиусе полумили не было ни единого дома, и никакого уличного освещения. Только темный проселок. И людей вокруг тоже не было, не считая покойников на кладбище, которое располагалось у ручья неподалеку. Я взобрался на столб и подсоединился к проводу монтерским телефоном – его я месяц-другой назад позаимствовал вместе с кое-какими другими инструментами из грузовика ремонтно-телефонной службы.

Я подсоединился к линии мистера Эллиса, самого нелюбимого из числа соседей. В те времена и в тех краях телефонные провода были индивидуальны и тянулись от столба к столбу – длинные медные провода. По последним данным, в городке было 273 жителя, и телефоны имелись далеко не у всех. Если собираешься влезть на столб и подключиться к телефону кого-то из соседей, нужно ни в коем случае не ошибиться проводом и не ухватить по ошибке электропровод, иначе изжаришься.

Я повис на столбе, держась за лямку, которую соорудил из двух ремней, украденных у отца. Набрал номер местного отделения полиции – я его заранее выучил наизусть.

– Полицейский участок слушает, ваш звонок записывается, – оттарабанил оператор.

– Я звоню сообщить, что тут висельник, – сказал я низким грубым голосом.

– Что?! – оператор был ошарашен.

– Похоже на ритуальное повешение. Жертвоприношение. Повесили человека. Адрес – Сэнд-Хилл-Роуд. Он висит на высоковольтной вышке. Приезжайте – сами увидите.

После этого я отключился от телефонной линии, отцепил монтерский телефон, слез со столба и вернулся в лес.

«Если полиция сможет отследить, с какого номера звонили, к этому гаду Эллису наведаются из участка», – сказал я себе. У Эллиса был сынок, нахальная дрянь. «Может, его разбудят и начнут допрашивать, – прикинул я. – Может, даже арестуют!» – от этой мысли я хихикнул.

На обратном пути к вышке я перешел вброд ручей – на случай, если полицейские пустят по следу собак. В ночном лесу я чувствовал себя как дома и прекрасно ориентировался: отлично видел и великолепно слышал в темноте. Я ловко вскарабкался в развилку сосны. Это был превосходный наблюдательный пункт – мне было видно и высоковольтную вышку, и проселок, но сосна стояла достаточно далеко от вышки, и полицейские не разглядели бы меня, даже если бы осветили лес фонариками и фарами. Я мог преспокойно слезть с дерева, и в то же время забрался на такую высоту, что, пройди кто-нибудь под этой сосной, меня бы не заметили. Я затаился в темноте и принялся ждать.

Раньше я боялся темноты, но страх этот давно прошел. Еще я раньше боялся лающих собак и, бывало, проходя мимо такой, весь съеживался и мысленно твердил: «Хорошая собачка, только не кусайся, я быстренько пройду мимо, и все». Но к той ночи собак я уже не боялся, а смотрел на них и думал: «Только суньтесь! Я вам устрою незабываемые ощущения – ткну шокером». И чем отчетливее я себе это представлял, тем больше собаки мне верили.

Теперь мы поменялись ролями. Теперь собаки боялись меня, а не я – собак.

…Прошло пятнадцать минут. Наверно, полиция где-то далеко, поэтому до сих пор не приехала. Или полицейские спят. Но наконец-то я увидел вдали свет приближающихся фар. Полиция прибыла! Сейчас начнется самое интересное.

Патрульная машина остановилась на обочине проселка. Хлопнула дверца. Из машины вышел полицейский – только один. В те времена они дежурили и выезжали по одному. Я знал, что мой костер привлечет полицейского, как мотылька притягивает пламя. В такой темноте ему больше ничего не видно – высоковольтная линия тут была только одна, и мой костер служил единственным источником света. Сейчас он разгорелся и заполыхал еще ярче. Мне хорошо было видно, как патрульный идет к высоковольтной вышке. В руке он держал фонарик. Вот он направил луч фонарика вверх. Над костром в густом дыму мягко покачивалось тело. Патрульный остановился как вкопанный.

– Чтоб меня разорвало! – громко воскликнул он.

Полицейский огляделся, посветил фонариком туда-сюда, обшарил лучом подлесок, выискивая, не затаился ли кто в засаде и не нападет ли. Он вытащил пистолет, но стрелять было не в кого. Будь это кино, из леса бы выскочило нечто огромное и черное, сцапало патрульного и уволокло орущую жертву в самую топь. Судя по тому, как держался полицейский, он фильмов ужасов тоже насмотрелся в избытке. Я сидел тише мыши, потому что совершенно не хотел, чтобы меня подстрелили. Было тихо – слышалось лишь стрекотание сверчков, да разные ночные лесные шорохи, да треск костра. Сцену освещало лишь пламя и фары патрульной машины. Вдруг полицейский убрал пистолет в кобуру, бегом помчался к машине. Я услышал, как хлопнула дверца.