Дора Хельдт - Отпуск с папой

– Мы очень проголодались. Долго еще до ужина?

– Ужин будет, как только мусор снова окажется в контейнере.

Марлен сунула отцу метлу и вернулась в кухню. Папа отдал метлу Калли и пошел за ней. Я сосала палец и смотрела, как Калли начинает сгребать мусор в кучу, потом пошла за отцом.

– Калли собирает мусор.

– Это самое малое, что он может сделать. В конце концов, это его велосипед. Я мог вообще убиться насмерть.

– Папа!

– Хайнц…

– Но это правда. Впрочем, я могу отнести ему совок. Иначе он весь измажется. Кристина, вытащи наконец палец изо рта! Что подумает Калли?

Заклеив палец пластырем и накрыв на стол, я позвала отца и его друга на ужин. Они вместе отправились в ванную, вышли оттуда с чистыми руками, причесанные и с радостным ожиданием на лицах уселись за стол.

– Велосипедные прогулки возбуждают аппетит.

Папа подтащил к себе миску с картофельным салатом и наложил полную тарелку.

– Хайнц, на тарелке должно остаться место для камбалы.

– Ах да.

Не возвратив в миску ложку, он схватил тарелку Калли и отложил туда половину своего салата.

– Вот. Теперь места хватит.

– Большое спасибо.

Калли улыбнулся и несмело взглянул на Марлен:

– Я пришел за компанию. Хайнц сказал, что это ничего. Надеюсь, я не оказался некстати.

– Конечно, нет. – Марлен положила ему на тарелку рыбу. – Я всегда готовлю много. Приятного аппетита.

Папа протянул Марлен свою тарелку.

– Вот видишь, Калли, я же говорил. И теперь ты будешь есть здесь со мной. Это ведь всего на неделю, пока не вернется Ханна. И вероятно, я когда-нибудь поверю тебе, что Зюльт можно сравнить с Нордернеем.

– А почему нет? – Доротея взяла у Марлен блюдо с рыбой.

– Ах, Калли просто хотел похвастаться, с гордостью мне рассказывал, что у них здесь триста двадцать тысяч койко-мест. У нас на Зюльте – в два раза больше.

– Но ведь и Зюльт намного больше.

– Да это не важно, – увлеченно жуя, сказал отец. – И еще Калли хотел завтра показать мне маяк.

Калли гордо взглянул на меня:

– Самое высокое строение на острове, пятьдесят четыре метра шестьдесят сантиметров. Оттуда прекрасный вид на море.

– Пф-ф…

Вот этого я и боялась.

– Маяк в Кампене высотой шестьдесят два метра. И…

Марлен его прервала:

– Зато наш маяк самый старый на побережье. Построен в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году.

Папа ласково улыбнулся:

– Скажу только одно: Кампен, тысяча восемьсот пятьдесят шестой. И снова очко в мою пользу.

Я смотрела, как он с довольной физиономией разделывает камбалу и кладет себе еще картофельного салата. Он действительно в полном порядке. И я обрела надежду на спокойный отпуск. Я часто поддаюсь минутным настроениям.

– Кристина! Кристиииина!

Я чуть не выпала из кровати. Передо мной в пижаме стоял отец. Было семь утра.

– Что такое? Хочешь, чтобы у меня случился разрыв сердца?

– Ее нет!

Я медленно села, потирая глаза.

– Кого?

– Ну кого? Доротеи! Ее и след простыл. Нету!

Я снова легла и закрыла глаза.

– Она поехала в Эмден за краской.

– А это еще зачем?

– Ей нужно чем-то красить пивную.

– А она там разберется, в Эмдене?

– Нильс же с ней?

Папа едва не задохнулся:

– Вы позволили ей ехать с этим длинногривым террористом в чужой город? У вас что, нет ни капли разума?

Он опустился на край кровати и театрально уткнулся лицом в ладони. С тяжелым вздохом я снова села.

– Папа, только, пожалуйста, не устраивай трагедии. Нильс – дизайнер и уж точно не террорист, а Доротее сорок два, и она не твоя дочь.

– Я знаю, сколько ей лет, и что? Мне семьдесят три, и я редко ошибаюсь в людях.

– А это что-то новенькое, я думала, ты никогда не ошибаешься.

– Не говори со мной таким тоном, я все-таки твой отец.

Он резко поднялся и вышел. Я досчитала до двенадцати, потом встала и пошла следом. Он сидел на кровати и таращился на шкаф.

– Ну, что случилось?

Он потер босые ноги друг о друга и не ответил.

– Папа! Ну скажи!

– Твоя мать в больнице, а вы тут подвергаете себя всяческим опасностям, о которых я даже не знаю.

В этой фразе не было ни малейшей логики, но мне сразу же стало стыдно. Я присела рядом с ним.

– Ах, папа… Поставить искусственный коленный сустав сейчас – обычная операция. Я позавчера разговаривала с мамой, она была совершенно спокойна и не волновалась. И мы ей потом позвоним, хорошо?

– Твоя мать всегда совершенно спокойна. В этом-то и проблема. Если бы я не волновался, никто бы и не понимал всей серьезности положения. Но я же не могу брать на себя ответственность за все. Однако если труп Доротеи сегодня выловят в Северном море, не говори, что вас никто не предупреждал.

Я встала.

– Папа, ну хватит. Сходи в душ, оденься, и пойдем завтракать. Потом поможешь Онно, встретишься с Калли. К тому же день сегодня солнечный.

Он взглянул на меня:

– Что ты все спишь в старых футболках? Мама купила себе такие миленькие ночные сорочки. Надеюсь, она еще сможет их поносить…

– Папа!

Я отправилась чистить зубы. Сегодня был день Ринтиндамба. И никакого Теренса Хилла.

Мы уже взяли себе кофе, когда к нам за столик подсела Марлен.

– Ну, Хайнц, ты настроен помогать нам сегодня?

– За всю жизнь я еще ни разу не пренебрег своими обязанностями.

– Только что звонил Онно, его помощник Хорст подхватил грипп. Он спрашивал, не согласишься ли ты быть у него на подхвате?

– Сначала мне нужно позавтракать.

Марлен вопросительно посмотрела на меня. Я сделала ей знак и встала, она прошла за мной в кухню.

– Мама сегодня ложится в больницу, завтра утром у нее операция. Он волнуется и поэтому в довольно плохом настроении. Так будет до завтрашнего обеда, вероятно, он отвлечется.

– Эй, у меня для него полно работы. Онно действительно нужна помощь, и сегодня приезжают новые постояльцы. Семья с двумя маленькими детьми и господин, путешествующий в одиночестве. Хайнц мог бы забрать из порта семью.

– Скажи ему это. У мужчины должно быть дело.

Через час я разгружала первую посудомоечную машину. Папа со страданием на лице побрел в пивную. Он даже не съел яйцо. Его завтрак составила всего половина булочки, а тот факт, что он намазал ее «Нутеллой», открыл мне глаза на его отчаянное состояние. Я решила чуть позже позвонить сестре. Инес должна была отвезти маму в больницу, я только не знала точно, во сколько именно.

В столовой все еще сидели две пары и, разумеется, фрау Вайдеманн-Цапек вкупе с подругой Клюпперсберг. Обнаружив меня, они оживленно мне замахали.

– Доброе утро, милая Кристина, не могли бы вы принести еще чая? Ах, а где же ваш дорогой отец?

Я попыталась улыбнуться и пожала плечами: