Дора Хельдт - Отпуск с папой

А если купить что-нибудь красивое?… Ну, что-то из одежды… Нет?… Ах, ну тогда я не знаю.

В его голосе звучало отчаяние, а я слишком устала, чтобы задаваться вопросом, о чем шла речь, хотя предположения были. Я села в кровати, опрокинув будильник.

– Сокровище мое, мне надо заканчивать, слышишь шум? Она проснулась.

Если до этого он старался говорить тихо, то теперь нарочито откашлялся и заговорил в полный голос:

– Да, прекрасно… Здесь все в порядке, сегодня к вечеру заканчиваем… Нет, все в хорошем настроении и счастливы… У девочек все отлично… Ну ладно, созвонимся позже. Пока и привет твоему новому колену.

Отец положил трубку и быстрыми шагами вошел в мою комнату.

– Доброе утро, детка. Как ты спала?

Он с размаху плюхнулся на кровать рядом со мной, изголовье раскладушки поднялось.

– О! – подскочил папа, кровать вновь опустилась. – Ой, какая конструкция неустойчивая!

Я надела носки.

– Только если вдвоем сидеть в изголовье.

– Может, нам поменяться кроватями?

Оторопев, я посмотрела на него снизу вверх. Он задумчиво потер подбородок.

– Мне еще нужно побриться. Это я так про кровати, между прочим. Или ты действительно хочешь? Я имею в виду, что если ты и впрямь…

– Папа, что случилось?

– Ах, ничего. Пойду побреюсь. Я принес из пансиона термос с кофе, ты ведь любишь выпить чашечку с утра пораньше. Сядь на террасе и потихоньку просыпайся, а я пойду. – Он распахнул двери и вышел на террасу. – Ах, какой воздух! Целовальный, как сказала бы твоя мать, ой, прости, я не хотел… Принесу тебе кофе. Вот, переставлю тебе сюда стул, ты сможешь поставить чашку…

Отец деловито пробежал мимо меня в кухню. Если он еще и пепельницу принесет, я совсем с ума сойду. Он вернулся с термосом и чашкой, отнес их на террасу и заговорщицки кивнул на стул:

– Подано. А я пойду в пивную.

– Ты же хотел побриться.

– Ах да! – Он снова провел рукой по подбородку. – Это я могу сделать и позже. С бородой выглядишь солиднее, я где-то читал, не повредит, если собираешься встречать мебельщиков с континента. А то они думают, будто могут командовать нами, островитянами. Ну все, никуда не торопись. И позвони маме.

– Зачем?

Он ответил с нарочито невинным видом:

– Просто так, у вас же свои женские разговоры, верно? Мама любит говорить по телефону. Позвони ей.

Он исчез с прощальной улыбкой, и вскоре входная дверь захлопнулась. Я взяла телефон на террасу и набрала номер маминой палаты. После первого же гудка она ответила тем особенным голосом, который появляется у матерей, если им кажется, что их ребенку плохо. Один этот тон заставлял разреветься.

– Ах, мама, все так сложно.

– Папа на что-то такое намекал, – проникновенно ответила мама. – Что случилось?

И из меня хлынул поток слов, будто вентиль сорвали. Я рассказывала обо всем сразу: о Йоханне, лучшем на свете мужчине, которого я когда-либо встречала, его ресницах и глазах, мобильном Гизберта, о ночи любви и Бремене, о Гезе и пожилой женщине в отеле, о Хуберте, который тоже в это ввязался, и Марлен, защищающей Йоханна, о Калли в роли сыщика, о ссоре, Мехтхильде и Ханнелоре, выступающих приманкой, моем разбитом сердце, отце, который принес мне кофе и даже на минутку предложил поменяться кроватями.

Замолчав, чтобы перевести дух, я со стыдом вспомнила, сколько мне лет. Мама после операции, ей надо рассказывать про отпуск только хорошее. Нос у меня заложило, платка под рукой не оказалось, и звуки, которые я издавала, были противны мне самой.

– Детка, у тебя есть носовой платок?

– Есть, сейчас. – Времени, потраченного на то, чтобы открыть сумочку и вытащить носовые платки, хватило, чтобы снова стать взрослой. – Извини, я плохо спала.

Мама предпочла не вдаваться в подробности.

– Не знаю, что за кутерьму вы там устроили. Есть только два варианта: либо этот Тисс преступник, тогда это дело полиции, а папа со своим отрядом попадет в газету. Либо все это пустое, и ты можешь спокойно влюбляться дальше, а мужчинам придется извиниться. И в чем проблема?

Ненавижу прагматизм в неподходящий момент.

– Мама, нельзя же так…

– Кроме того, вы туда приехали, чтобы помочь Марлен. Сегодня нужно все закончить, завтра открытие. Если у вас есть время играть в Эмиля и детективов…

– Я не играю.

– Ты должна следить за отцом. Мне кажется, он слишком много смотрит телевизор, у него всегда возникают какие-то криминальные фантазии. Ты же знаешь. Поэтому давай соберись, не так страшен черт, как его малюют. К тому же я не верю, что моя дочь может влюбиться в проходимца, не так мы тебя воспитали.

Она сделала паузу. Пока я подыскивала подходящий ответ, чтобы она прониклась серьезностью ситуации, мама продолжила:

– По-моему, все это чушь. Кристина, тебе сорок пять. Если чего-то не понимаешь, просто спроси молодого человека и не позволяй кучке пенсионеров дуть тебе в уши.

– Мама, я…

– И оставь этот плаксивый тон. Отправляйся в пивную и работай, иначе с завтрашним открытием ничего не получится. И проследи за папой и Калли, им ни к чему лишние волнения.

Я прочистила нос и обещала проследить. Она же была права.

Когда я пришла в столовую, Геза уже все сделала. Я хотела извиниться, но она сочувственно положила руку мне на плечо и сказала:

– Я сегодня рано проснулась. Иди позавтракай, в пивной будет полно работы.

Слегка смущенная, я села за наш столик. Папы уже не было, а возле моей тарелки стояла рюмка с четырьмя маргаритками. С соседнего стола на меня с любопытством смотрели двойняшки.

– У тебя день рождения? – спросила Эмили.

– Нет. – Я чуть отодвинула рюмку. – Это цветы от вас?

Лена помотала головой:

– Их твой папа поставил. Так у тебя нет дня рождения?

– Нет. И это был Хайнц?

– Да! – энергично кивнула Эмили. – Значит, это просто так? Я тоже хочу.

– Я ему скажу.

Пока я делала себе бутерброд, в зал вошли Доротея с Нильсом.

– Доброе утро, Кристина. Мне срочно нужен кофе. Уже разгружают мебель. Нильс повесил план расстановки на стойку, там все помечено, так что можно спокойно позавтракать. – Доротея схватила кофейник, еще даже не сев. – О, как мило! Тайный поклонник? Или все тот же?

– Доротея! – Тон у Нильса был точь-в-точь как у моей матери. – Доброе утро, Кристина, можно к тебе подсесть?

Я сделала приглашающий жест, поскольку рот был занят – я успела откусить кусок бутерброда.

– Спасибо.

Он сел напротив и внимательно посмотрел мне в лицо.

– Ну? Как спалось?

– Хорошо, почему ты спрашиваешь?

Ответ пришел не сразу:

– Ну… дела у тебя не так чтобы… и вообще…

Я пристально посмотрела на него, он отвел взгляд. Доротея пожала плечами:

– Твой папа вчера весьма театрально живописал нам, что у тебя кризис в личной жизни и мы должны относиться к тебе со всем вниманием.