Дора Хельдт - Отпуск с папой

Долго не думая, я набрала номер. Сердце выдавало четыре удара на один гудок.

«Добрый день. Это голосовая почта номера ноль один семь один…»

Я дала отбой. Возможно, позже. Но решение уже было принято. Я позвоню Йоханнесу Зандеру. Что бы из этого ни вышло.

Марлен предложила всем встретиться в пивной в восемь вечера.

– Я угощаю пивом под названием «Мы сделали это!», Хуберт поджарит колбаски на гриле.

За последнее время я уже раз десять нажала на телефоне повторный набор и знала текст голосовой почты наизусть. Йоханн-Йоханнес мне не перезвонил, так что я по-прежнему топталась на том же месте.

Отец в своей пестрой нордернейской рубашке, Доротея и я вместе оправились в пивную, которая теперь действительно заслуживала звания бара. Остановившись на пороге, Доротея озвучила мои мысли:

– Это самый красивый бар из всех, что я знаю!

В передней части зала расположилась гостиная – белые кресла, небольшие столы; дальнюю часть занимал ресторан.

– Выглядит очень красиво, – довольно огляделся папа. – Я считаю, что ни один дизайнер не сумел бы сделать лучше.

– У нас и был дизайнер.

– Ах, ну да, наш Нильс. Но все хорошие идеи ему подбрасывали мы. Привет, Калли, вот и ты, мы ведь сделали всю работу, правда?

Первым делом они направились вглубь, к большому столу, который как раз накрывали Марлен с Гезой, и сели рядом.

– Что такое? Нам сюда нельзя? – спросил позади нас Карстен.

– Можно. – Я отступила в сторону. – Мы просто любуемся, как здесь стало красиво.

– Да! – Карстен хлопнул Нильса по спине. – Я аккуратно платил за твою учебу. Должно же это было во что-то вылиться.

Мы медленно осматривали все, над чем трудились в последние дни. Это того стоило. Из бокового прохода появился Хуберт в фартуке для гриля и с блюдом в руке.

– Ну, первые колбаски готовы, все уже в сборе?

– Да! – Онно обошел нас справа, сел рядом с Калли и протянул Хуберту тарелку. – Можешь дать мне одну.

– Ты самый прожорливый электрик из всех, кого я видел. – Папа подвинул ему миску с салатом. – Что ты будешь делать, когда не сможешь больше есть здесь каждый день?

Онно уже жевал:

– Появится новая площадка. Все устроится.

Следующие полчаса прошли мирно, все ели, почти не разговаривали, а портативный радиоприемник, в последние дни терзавший нас шлягерами, вернулся в подвал Марлен. Из нового музыкального центра доносились тихие звуки фортепиано.

– Скажи… – Папа снял очки, демонстрируя, что с едой покончено. – Завтра будет вот это бренчание или все-таки оркестр?

Бренчание заглушил знакомый рокот.

– О нет! Что ему опять нужно? Может, хочет, чтобы его поколотили?

– Доротея! – Папа завинтил крышку тюбика с горчицей, который у него тут же забрал Онно. – Гизберт – представитель прессы. Нельзя же открывать ресторан, не наладив контакт со средствами массовой информации.

Он повернулся к дверям, в которых уже стоял Гизберт фон Майер, размахивая своим шлемом.

– Гизберт, мой мальчик, милости прошу к нашему шалашу, не бойся. Ты всех тут знаешь.

– К сожалению… – Онно взял себе пятую колбаску.

– Приятного всем вечера! – Гизберт фон Майер неуклюже поклонился и сел рядом с отцом. – Марлен, еще раз поздравляю, цветы будут завтра. Их оплатит редакция.

Доротея полезла под стол искать салфетку.

Гизберт вытащил из сумки блокнот и положил рядом отточенный карандаш.

– Мне сейчас взять пару интервью или лучше сделать это завтра, когда здесь будут толпиться знаменитости, в гомоне вечеринки? Губернатор, кстати, тоже приедет. Во всяком случае, он мне это обещал, и я ему, разумеется, сразу задам парочку неприятных вопросов.

Доротея застонала, выныривая из-под стола. Онно посмотрел на нее и перевел глаза на Гизберта.

– Вообще-то мы отдыхаем после работы. И нам хочется покоя.

– Значит, нет. – Блокнот с карандашом отправились назад в сумку. – Мне и так годится, все равно статья уже у меня в голове. Знаете, я просто объединю две большие нордернейские темы этих дней: брачный аферист и открытие ресторана.

– Гизберт, пожалуйста! – занервничала Марлен. – Давай потихоньку закругляться. Мы больше не можем этого слышать.

– Вы не можете все время отмахиваться. У меня есть доказательства, завтра я передам материалы в полицию. Они мне в ноги бухнутся.

– Мой брат – полицейский, – прищурился Онно. – Он кланяться не будет.

– А ты откуда знаешь? Ты даже понятия не имеешь, какие мощные у меня доказательства.

– Доказательства? Это смешно! И фотографии на твоем дурацком телефоне стерты.

Вмешались Калли и Хайнц. Хором.

– Онно! Гизберт!

Противники эти выкрики проигнорировали. У Гизберта на шее появились красные пятна.

– Адрес был фальшивый, он врал и обманывал, вызывающе смотрел вслед нашим агентессам, ах, да что я тебе говорю! Это все бессмысленно. Ты – электрик.

– А что с именем?

– Что с именем? Его зовут Йоханн Тисс.

– Нет! – восторжествовал Онно. – А вот и нет. Мы с братом проверяли его документы. Его зовут подругому.

Хуберт опустил вилку.

– Как подругому? Как его зовут по-настоящему?

Онно вытер рот салфеткой.

– Я забыл. Начинается то ли на «М», то ли на «П», но, во всяком случае, не Тисс. Документы я видел. И Марлен тоже. Ты, писака!..

Все взгляды устремились на Марлен. Она невозмутимо спросила:

– Вы поели? Тогда я начну убирать?

Папа схватил ее за руку.

– Не сейчас. Как его зовут? Скажи! И почему ты смотрела его документы? Почему нам не рассказала?

Марлен освободилась от захвата и начала собирать тарелки.

– Я забыла имя, что-то сложное. К тому же мы на эту тему до открытия не говорим. А открытие только завтра.

– Русское? Китайское?

– Что?

– Да имя же! – Папа сжал кулаки. – Вспоминай!

Марлен склонилась над столом, приблизившись к лицу Хайнца. И сказала четко и медленно, с затаенной угрозой:

– Хайнц, дорогой, не раздражай меня! Завтра открытие, а там посмотрим. Ты меня понял?

Он опустил голову и откинулся назад:

– Ну конечно! Нет проблем. Завтра – значит, завтра. Ну что, парни, есть желание сыграть партию в скат?

Будильник зазвенел в половине шестого. Я испугалась и смахнула его со стола. Он тут же замолк. Я спустила ноги на пол и минуту посидела, просыпаясь. Потом посмотрела на свой мобильный с выключенным звуком, лежавший рядом с кроватью. Входящих звонков не было.

Мы сказали папе, что цветы доставят только в половине десятого, – Марлен опасалась, что Хайнц откроет в себе таланты флориста. Я попыталась ее успокоить:

– Марлен, он дальтоник и не отличит розу от барбариса.

– Вот именно, – ответила она. – Поэтому предпочитаю не рисковать. Ты же тоже не веришь, что, увидев привезенные цветы, он обойдется без креативных идей. Нет уж, пусть приходит, когда все будет сделано. Рано утром у меня не останется времени для дискуссий.