Зулейка Доусон - Форсайты

Мелькнула приятная эгоистическая мысль – по крайней мере его сын не погиб в этой бойне, ему, в отличие от множества бедняг, судьба позволила остаться в живых и даже утвердиться в этой жизни за границей. Эту мысль, как ее продолжение, сменила другая, менее эгоистичная и уж вовсе не приятная: сын вернулся в Англию, чтобы не дать своей жене развода! Процесс обещает быть вполне скандальным, у обеих сторон большой запас снарядов и зажигательной смеси. Для инстинкта самосохранения это будет серьезное испытание, размышлял Майкл, как удачно, что во время лондонского блица у него была своя рука в верхах!

Вдруг Майкл почувствовал, что он на островке не один. Какой-то высокий мужчина возник из тумана и остановился в нескольких футах от него. Баронет слегка повернул в его сторону голову – так смотрят в церкви на человека, севшего на твою скамью. Мужчина глядел на обелиск и, казалось, был поглощен собственными мыслями. Майкл деликатно перевел взгляд на памятник. Но через минуту снова обернулся. Что-то в облике этого мужчины неприятно удивило Майкла – что-то, кроме необычно высокого роста. Вот в чем дело, этот тип не потрудился снять шляпу.

– Позвольте напомнить вам, сэр… по-моему, вы забыли…

Незнакомец резко повернул к Майклу голову в широкополой шляпе. В его глазах было такое предельное недоумение, что Майкл тут же подумал – он не понимает английского.

– …снять шляпу? – договорил Майкл и легким движением указал на свою.

Лицо с короткой бородкой медленно озарилось пониманием, мужчина виновато улыбнулся. И смахнул с головы шляпу длиннющей рукой.

Майкл одобрительно кивнул. Они постояли немного молча, потом мужчина неожиданно произнес:

– Зачем нам насморк и кашель, довольно душевной простуды…

Баронет не успел должным образом выразить своего изумления, как мужчина водрузил шляпу на голову и зашагал прочь; туман тут же заполнил место, где он стоял.

На седьмом небе от радости, что Кэт согласилась провести операцию по спасению его карьеры, Джайлс нечаянно сунул в руку своей помощнице вместо одного фунта пятифунтовую банкноту, чтобы она доехала до дома великого писателя на такси, а дом его находился на одном из бульваров в некогда фешенебельной части Южного Кенсингтона. Благодарность Джайлса была поистине безмерна: он даже сказал, чтобы она не возвращала ему сдачу, хотя имел в виду фунт, а не пять.

Вернувшись на Чаринг-Кросс-роуд уже без четверти пять, Кэт решила, что ехать на такси бессмысленно, хотя могла бы заплатить водителю в два или даже в три раза больше. Почти стемнело, двигались чуть ли не медленнее пешеходов; если она возьмет такси, то наверняка придется идти впереди него. Отвергнув по той же причине автобус, она спустилась в метро и выбралась из переполненного вагона на Глостер-роуд, где толпе пассажиров на платформе что-то объявляли из громкоговорителей. Сквозь треск помех и гул эха она разобрала, что станцию закрывают, потому что на следующей остановке поезд сошел с рельсов.

Кэт спросила дорогу у газетного киоскера, который уже складывал свои газеты, и вскоре нашла нужную улицу, руководствуясь не столько его указаниями, сколько собственной решимостью. Высокие дома, все до единого построенные в расцвете викторианской эры, – входная дверь на крыльце с пятью ступеньками между двух колонн, некогда величественные и полные чувства собственного достоинства, сейчас, даже полускрытые мглой тумана, являли собой крайнюю степень упадка. Облупившаяся штукатурка на фасадах и выцветшая краска были наглядной иллюстрацией того, что может произойти, когда стирается грань между знатью и торговцами. Кэт переходила от крыльца к крыльцу и смотрела на номера домов, которые уменьшались от южного угла площади, если идти слева направо. Посреди площади темнел окутанный туманом сквер, казалось, он уходит в бесконечную даль, словно заколдованный лес; Кэт шла и шла мимо него и наконец отыскала нужный дом.

На крыльце, где не горел фонарь, она стала нажимать все кнопки одну за другой, готовясь спросить: «Это квартира номер девять?» – если ей ответят. Но никто не ответил. Она посмотрела на свои часики в свете уличного фонаря. Десять минут шестого – те, кто работает, еще не успели вернуться домой из своих контор, что уж говорить о непредсказуемом гении, который растворился в тумане и неведомо когда вспомнит о доме. Но придется его подождать, и она надеялась, что не окоченеет, стоя на крыльце. Тут у нее за спиной что-то негромко загудело и щелкнуло: в доме в конце концов решили отпереть дверь. Она быстро ее открыла, боясь, что замок снова защелкнется, сказала панели «спасибо» на случай, если ее благодетель слушает, и вошла.

Нащупав на стене выключатель, Кэт увидела на площадке прямо перед собой на первом этаже две квартиры – номер один и номер два. Посмотрела вверх в широкий лестничный пролет и вычислила, что девятая квартира должна находиться на пятом этаже, на самом верху. Лифта не было, и Кэт, откинув капюшон, стала подниматься по лестнице, не надеясь застать хозяина квартиры дома.

Она поднималась и слышала какое-то слабое тиканье. Поняла она, что это за тиканье, только на площадке третьего этажа, когда вдруг оказалась в полной темноте. Счетчик электричества! Только этого не хватало для полноты абсурда. Она принялась обеими руками обшаривать стены, но в кромешном мраке нашла выключатель далеко не сразу. Слава богу, свет наконец-то зажегся, и снова затикал счетчик. Она побежала наверх и, прежде чем искать дверь девятой квартиры, нашла следующий выключатель, чтобы обеспечить себе еще несколько секунд электрического освещения. Потом увидела, что на последнем этаже только одна дверь. На двери была медная цифра девять, и дверь была приоткрыта, за ней виднелись коридор и полуосвещенная комната.

«Надо же, как все в жизни повторяется», – только и подумала она и дважды стукнула в дверь. Помня обстоятельства их первой встречи, Кэт почти и не ожидала, что ей ответят: ей в самом деле не ответили.

– Ну что ж, – сказала она себе, – начнем все с начала… – и ступила за порог.

За маленькой прихожей была просторная комната, явно приспособленная под жилое помещение из чердака. Артистическая мансарда, подумала Кэт, и конечно, такая же убогая, как во всех знаменитых романах. Тонкий деревянный карнизик отделял нижнюю часть стен, обшитых чем-то вроде панелей, от верхней части, которая была покрашена клеевой краской; в свете притененной газетой электрической лампочки казалось, что это не краска, а старые выцветшие газеты. Горел также газовый камин у дальней стены, из горелки с легким шипением вырывалось лилово-оранжевое пламя. Комната была одновременно и гостиной, и кабинетом, и столовой; в середине стоял обеденный стол, старый и дешевый, покрытый темно-коричневой плюшевой скатертью; два или три книжных шкафа – без единой книги, как ей бросилось в глаза, хотя и ящиков с книгами тоже не было; кухонный столик со старинным «Ремингтоном» и настольной лампой; перед камином дряхлое кресло со скамеечкой для ног, на потолке абажур с бахромой, два венских стула – один у стола, другой у стены – вот и вся мебель в комнате. Поглядев налево, Кэт обнаружила в двух шагах от себя альков, полузадернутый вылинявшим шелковым пологом, за которым можно было разглядеть платяной шкаф и медную спинку кровати.