Би Фэйюй - Лунная опера (сборник)

Но она не могла жить иначе. В противном случае она уже не сможет существовать в своем сне, а превратится в пастушью собаку из чужих снов. А свой сон, пусть он и иллюзорен, по-всякому приятнее.

Если бы существовала возможность сбросить один или пару десятков лет, кем бы тебе хотелось стать, Линь Хун или Цин Го? Так спрашивала себя сейчас Линь Хун. Сидя на совещании, она думала совсем не о нем. Между тем выражение лица она сохраняла серьезным, словно заголовок на первой полосе. В глазах Линь Хун появилась жирная надпись: «Превратиться в другого человека или остаться собой?»

Линь Хун затруднялась с ответом.

Она засунула руку в карман и нащупала монетку.

На совещании в этот момент как раз обсуждали заголовок передовицы. Редактор из отдела социальных новостей упорно настаивал на том, чтобы использовать материал из полицейского участка с улицы Чжуанъюаньцзе. Он отметил, что им непозволительно отставать от Цзинаня и Шанхая с их актуальными новостями. У них должны быть свои собственные герои, свои образцовые коллективы, и полицейский участок с улицы Чжуанъюаньцзе нужно привести в пример. Редактор из отдела экономики возразил, сказав, что особенностью их издания всегда являлось отражение экономической ситуации. В этом свете самой важной была новость о том, что на заводе номер семь тысяч двести восемь наблюдалось большое количество увольнений. Благодаря внутренней проверке «значительная» часть женщин-работниц уже восстановлена на рабочих местах. Такая новость оказалась бы весьма ценной в плане стабилизации и дальнейшего развития общества.

Пока шла эта дискуссия, Линь Хун загадала, что если выпадет орел, то она выберет «остаться собой», а если решка, то – «стать как Цин Го». Перевернув несколько раз в своем кармане монету, она на ощупь определила, что ей выпало «остаться собой». Линь Хун решила переиграть, нацелившись на два тура из трех. Ей снова выпало «остаться собой». Это судьба. Однако Линь Хун не сдавалась и решила переиграть, нацелившись уже на три тура из пяти. Она вошла в азарт.

Сидевший напротив человек из дежурного отдела, улыбнувшись, сказал:

– К чему эти споры, давайте бросим монетку.

Присутствующие засмеялись. Линь Хун подняла голову и огляделась по сторонам, рядом с ней никто не сидел, вряд ли кто-то мог видеть, что она делала. Она отпустила монетку, положила обе руки на овальный стол, придала лицу невозмутимое выражение и сказала:

– Как можно развлекаться, решая столь серьезный вопрос?

Все успокоились, присутствующие откинулись на спинки стульев. Редактор дежурного отдела сконфузился и предложил:

– Все равно придется что-то решать.

Линь Хун поняла, что тон ее оказался слишком резким, и продолжила уже мягче:

– А все еще говорят, что ты младший брат Чжугэ Ляна [13] . Такая мелочь тебя вдруг остановила. Завотделом Го часто говорит, мол, для партийной газеты материальная и духовная культура одинаково важны. Завтра пустим одну статью, послезавтра другую.

Все снова засмеялись, а вместе с ними и «младший брат Чжугэ Ляна». Завотделом экономики вытащил пачку сигарет «Хунташань» и, пустив по кругу, сказал:

– Раз уж обе культуры важны, то и мы сами кое на что способны. Угощайтесь.

Линь Хун вернула руку в карман и нащупала там монетку. На этот раз выпала решка.

Линь Хун возвратилась в свой кабинет и уселась на стул, на котором сидела Цин Го. Устала. В глазах стояла такая сушь, словно она не спала несколько ночей подряд. Она обвела взглядом свой кабинет главного редактора и вдруг остановилась на кусочке мыла, что лежал на умывальной полке. Все вещи, которые имелись в ее кабинете, представляли собой казенный инвентарь, включая и саму Линь Хун, а этот кусочек мыла она приобрела за собственные деньги. Его рекламировала актриса из Гонконга Ян Цайни. В ее осиплом голосе звучали чарующие нотки. В свои зрелые годы она еще позволяла себе кокетничать, и выглядело это весьма уместно: «Женщинам следует получше относиться к себе, не так ли?»

Линь Хун не могла объяснить себе, с чего она вдруг купила это мыло. Женщинам следует получше относиться к себе, не так ли?

Предаваясь воспоминаниям, Линь Хун почувствовала еще большую усталость, ей стало совсем невмоготу. Когда Линь Хун загорелась купить мыло, она мечтала о нем не как о средстве гигиены, не как о способе начать жизнь с нового листа. Она жаждала от него просто приятного увлажнения и множества пузырьков. Обильно намылившись, она бы укутала все свое тело в мягкую, нежную пену, ни на кого бы не обращала внимания, и плевать на пристальные взгляды, для нее это было бы просто такое развлечение, игра в дом. А пузырьки от пены переливались бы под яркими лучами солнца всеми цветами радуги. И тогда Линь Хун могла бы раскрыть свои объятия и заключить в них саму себя, только ей достанется это ощущение скользкой гладкости, и никому больше. Линь Хун хотелось получше относиться к себе, это точно.

Линь Хун не знала, с чего начать. На нее навалилась накопившаяся усталость.

По внутреннему телефону позвонил ее водитель. Линь Хун подняла трубку и отпустила его домой. Каждый день ее встречала и провожала машина, куда бы она ни направлялась, рядом с ней непременно находился кто-то посторонний. Можно пожалеть тех китайцев, которые, став даже мелкими начальниками, стараются выцарапать себе машину. И ладно бы только машину, так еще и своего водителя. А последние отличаются умом и прозорливостью, намеренно проникая в вашу жизнь. В какой-то момент обнаружится, что роль передних колес начнут выполнять именно они, пока не произойдет какая-нибудь авария, иначе ваши задние колеса так и будут крутиться на поводу у передних.

За столько лет Линь Хун впервые возвращалась домой своим ходом. Когда она свернула на центральную площадь, только-только начали загораться разноцветные огни. Это было классическое время для города. Именно в это время он выставлял напоказ свои обворожительные силуэты. Неподвижный свет от дорожных фонарей дополнялся спокойным потоком транспортных огней. В их отсвете мерцали, словно рыбки, пешеходы, то прячась, то снова появляясь в пестроте. Линь Хун нырнула в толпу, и у нее вдруг появилось странное ощущение, что она приехала «развлечься в центр». Прогуливаясь по улицам, Линь Хун поймала себя на мысли, что не понимала, где она жила все эти годы. Фраза «жить здесь» под влиянием обстоятельств приобрела значение: «жить в другом месте». Вот и появляется вопрос: где мы все-таки проживаем свою жизнь?

Навстречу Линь Хун шла красивая девушка. Ее юбка, можно сказать, не прикрывала бедра, а, напротив, обнажала все, что находилось под ней, обогащая общее впечатление о ее прелестях. В какой-то книжке было подмечено, что на женщин любят смотреть не мужчины, а как раз сами женщины. Сейчас Линь Хун вспомнилось это утверждение. В отличие от мужского, женский взгляд на женщину рождает более глубинные психические переживания, которые невозможно передать на словах. Все красивые девушки вырастают похожими на Цин Го, они знают, как нужно сидеть, как ходить, все их позы и движения обоснованы и отточены. Линь Хун стала вспоминать собственную пору «девичества», которая целиком прошла в деревне. В те времена она слыла известной красавицей из рядов образованной молодежи. К своей природной красоте Линь Хун относилась как к дикорастущему растению. Без всякого культивирования, пущенная на самотек, ее красота стихийно родилась, а потом так же тихо угасла. Ведь именно так мы воспринимаем процессы, происходящие в живой природе? Линь Хун смотрела на красоток, заполнявших улицу. Их взгляд и походка несли в себе сложную мешанину печали, безысходности и томления. Если сначала Линь Хун вспоминала пору собственного «девичества» в ракурсе самоуспокоения, то теперь она почувствовала удрученность из-за невозможности повернуть время вспять. Жизнь Линь Хун напоминала ежедневную газету, которую можно было публично распространять. Никаких тайн и личной жизни. Линь Хун глубоко вздохнула, отпуская боль. Разноцветные огоньки, которые зажигались вокруг, были так же прекрасны, как ее сердечные тревоги.