Сальвадор Дали - Сокрытые лица

Вероника стояла перед зажженным в гостиной огнем и смотрела на себя в зеркало, висевшее над камином. Задумчиво, с глубокой складкой меланхолии между бровей, с яблоком в одной руке и ножом в другой, она словно никак не могла решиться взрезать фрукт. Мысли так ее поглотили, что она видела в зеркале приближающуюся к ней фигуру – и почти не замечала ее. То был Джон Рэндолф. Когда она осознала наконец его присутствие, он уже был рядом. Несколько секунд ее обуревало странное ощущение. «Я уже переживала подобное!» Вероника обернулась к нему, и Рэндолф опустил голову, словно от стыда, а Вероника инстинктивно вскинула руки к шее. Они замерли друг к другу лицом, как два знака тоски.

– Хочу просить у тебя одолжения, – проговорил, задыхаясь, Рэндолф. – Подари мне один час. Я все объясню. Завтра мой последний день! Я ждал с этой просьбой две горчайшие недели моей жизни!

– Я тоже хочу, – сказала Вероника.

– Где и когда? – порывисто спросил Рэндолф, стоя так близко, что мог, не перенося веса, поцеловать ее в кулаки – она держала их так, будто хваталась за что-то у подбородка.

– Сегодня вечером в пять, в оазисе, в моей пустой комнате в башне!

Около пяти вечера Вероника и Рэндолф добрались до оазиса верхом, разными дорогами, и встретились будто случайно. Вероника приехала первой. Подбежала к Рэндолфу.

– Ты видел? – сказала она, – За нами кто-то следит. Едет сюда.

– Да, я заметил, – сказал Рэндолф, спешиваясь и вглядываясь вдаль, следя за движением лошади и ее наездника. – Думаю, может, Бетка. Лишь она знает о нашей встрече – я вынужден был ей сказать, чтобы она предупредила нас, если твоему супругу придет в голову сюда прокатиться.

– Но это не женщина – это мужская фигура, – откликнулась Вероника. – Сердце мне подсказывает, что это Жюль! Не надо было ничего говорить Бетке!

– Ты же доверяешь ей, верно?

– Пока нет, – ответила Вероника, прикрывая ладонями глаза от солнца, а сама все смотрела на приближающегося ездока.

– Мне уехать? – спросил Рэндолф.

– Нет! Он в любом случае увидит, как ты выезжаешь из оазиса. Уведи коней и запри их в стойле, потом поднимайся в мою комнату в башне. Там я в своих владениях – он обещал мне никогда не нарушать этих границ. Если постучится – нарушит слово.

Рэндолф вернулся быстро, но время его отсутствия показалось ей веком. Когда он подошел, она сказала:

– Больше сомнений нет. Это Жюль, он несется сюда. Бетка нас предала.

– Да, это он, – сказал Рэндолф, выглядывая в окно. – Давай не останемся здесь. Пусть он увидит нас снаружи, у пруда.

– Нет! – воскликнула Вероника в ярости. – Мы будем здесь, в моей комнате. – Она подошла к двери, заперла ее и вернулась к окну.

– В таком случае позволь мне объясниться, – взмолился Рэндолф.

– Я ничего сейчас не желаю от тебя слышать, – раздраженно сказала Вероника. – Ты вынудил меня совершить нечто неправильное! Я впервые неправильно с ним поступаю!

Сжав обеими руками горло, она расхаживала по комнате взад-вперед, как затравленное животное, и в то же время гордая, как королева.

– Зачем ты пришел в мою жизнь? Это называется отвагой? Надо было иметь достоинство и держать свои чувства сокрытыми. Мы с Жюлем – существа абсолюта. Несчастья, что ты навлек на наши головы, тоже будут абсолютны. Так вот они какие – существа, парящие на крыльях? Еще увидишь, как я буду тебя ненавидеть!

– Мне проще поджечь все небо, чем загасить огонь в своем сердце! – ответил Рэндолф.

– Молчи! Он приехал, – приказала Вероника, задержав дыхание в мучительном ожидании.

Нодье спокойно слез с лошади и привязал ее к кольцу в стене. Стремительно преодолел несколько ступеней, ведших к маленькой боковой калитке в сад, и оттуда вошел в библиотеку рядом с комнатой Вероники. Направился прямо к камину, и Вероника, услыхав, как задвигалась подставка для дров, тут же поняла их с Рэндолфом положение.

– Если он разведет огонь, мы пропали! – воскликнула она вполголоса, поглядывая на дыру в потолке.

Хоть Рэндолф и не понял, что Вероника имеет в виду, но, защищая, притянул ее к себе.

– Что бы ни случилось, – сказала она, жестко вглядываясь в глубину его глаз, – не кричи!

Грансай развел огонь и бросил в него пачку документов, которые желал уничтожить. Почти тут же дыра в потолке в Вероникиной комнате изрыгнула вихрь искр. Затем, как и прошлой ночью, яростная тяга в камине разогнала куски горящей стружки по всей комнате, и пока мелкий огненный дождь падал на них, Рэндолф закрывал Веронике голову руками. Рискуя опалить лицо, Вероника глянула на него: горящий уголь в тот же миг упал ему на лоб.

– Ты, поджегший небо, – пробормотала она сквозь зубы, – терпи теперь клеймление искрой!

После первого же огненного взрыва камин погас, и граф Грансай удалился.

– Я уверен, что это чистое совпадение, – сказал Рэндолф, копаясь в свертках обугленной бумаги. – Он пришел сюда лишь для того, чтобы сжечь какие-то секретные документы.

– Вскоре узнаем, – сказала Вероника многозначительно, и лицо ее, пока она усаживалась на своего белого коня, было сумрачно и сурово.

В тот последний вечер пребывания Рэндолфа в Палм-Спрингз, он, граф Грансай, Вероника и Бетка ужинали за столом отполированного красного дерева, в котором свирепо отражался блеск показного и безжалостного столового серебра. Было точно девять часов вечера, все молчали.

– Можно подумать, что у нас тут заговор молчания! – с большой непринужденностью сказал наконец Грансай. Он только что проглотил последнюю порцию consommé , но ответом ему было лишь зловещее звяканье серебра о тарелки. Граф взял грушу из фруктовой вазы, стоявшей перед ним, и принялся чистить ее, будто в нервном предвкушении десерта. Но тут же вернул себе самообладание и продолжил: – Это молчание я могу интерпретировать лишь как печаль, кою мы все чувствуем в связи с отбытием нашего друга Рэндолфа, который, можно сказать, свалился с небес исключительно с целью подсластить наше избыточное уединение, а винить за это уединение можно меня одного. Я думал о вас, Рэндолф, весь вечер, – продолжил граф, пристально глядя на летчика. – Съездил к башне в оазисе, желая сжечь кое-какие секретные документы в том самом клятом камине, из-за которого нам пришлось оттуда ретироваться. А вы? Чем вы были заняты нынче?

Рэндолф, не моргнув глазом, ответил:

– Вы испытываете мою честь на предмет честного ответа?

– О, ни в коей мере, – ответил Грансай, – просто вопрос, как любой другой.

– Тогда, – сказал Рэндолф, – я, представьте себе, весь вечер провел как обычно, куря одну за другой сигареты.

– Это не полезно для вашего геройского сердца, – отозвался Грансай.

Веронику словно заворожило лилипутское отражение в столовом серебре, в которое она уперла взгляд с самого начала этого разговора, а Бетка, испуганная и бледная, смотрела на Веронику.