Сара Груэн - Дом обезьян

— Звучит многообещающе.

— Может быть. Я слишком суеверна, чтобы верить во что-то на этом этапе.

Подумав немного, Джон спросил:

— Почему Бугер в свитере?

— Моя мать присылает ему вещи. У него уже целый гардероб.

— Твоя мама вяжет свитера для собаки?

— Ага.

Джон вздохнул.

— Представляю, что нам предстоит, когда у нас появится ребенок.

— Ага, — сказала Аманда.

Мэр достал из коробки для презентаций огромные ножницы. В толпе жидко захлопали. Мэр перерезал натянутую перед воротами ленточку. Красные атласные концы ленты упали на землю, защелкали фотокамеры. Один из фотографов работал на «Атлантис», он сопровождал Джона. Мэр позировал рядом с Исабель, он положил руку ей на плечо и обнажил зубы в заготовленной для прессы улыбке. Селия зависала с другого его бока. Мэр взглянул на нее, и уголки его губ на долю секунды опустились вниз, но он быстро взял себя в руки и тоже ее приобнял.

Репортеры начали задавать вопросы, но Джон хранил молчание, он знал, что у него еще появится возможность поговорить. Он стоял в сторонке вместе с Гари Хэнсоном, архитектором, который спроектировал новое жилье для обезьян, и с Нейтаном Пайнгаром, чьи родители сумели убедить судью, что помощь в строительстве Дома обезьян может быть приравнена к общественным работам. Нейтан был в приподнятом настроении и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно, а его волосы, казалось, стали еще зеленее, чем обычно. Джон так и видел, как Нейтан с Селией накануне ночью красят друг другу волосы ради такого торжественного случая.

— Доктор Дункан, можно ли сказать, что вы удовлетворены итогами строительства?

Исабель взглянула через плечо на тридцать акров ухоженной территории на склоне горы Мауи, а потом снова повернулась к камерам. По тому, как блестели ее глаза и как напряженно она сжимала губы, Джон догадывался, что она изо всех сил старается держать себя в руках. Исабель оглядела собравшихся и откашлялась.

— По условиям соглашения мне запрещено говорить что-либо об итогах строительства, — сказала она. — Но бонобо и я, мы хотели бы выразить огромную благодарность зоопарку Сан-Диего за гостеприимство и доброту, с которой они относились к нам, пока мы ждали, когда построят наш новый дом. Еще я хочу поблагодарить Гари Хэнсона и его фирму за то, что они безвозмездно предоставили нам свои услуги и спроектировали самую благоприятную для обезьян среду обитания из всех, что я видела вне джунглей.

Исабель оглядела собравшихся. В какой-то момент Джон подумал, что она высматривает именно его. Но взгляд Исабель остановился на Гари, и она наконец улыбнулась — широко и открыто.

— Не могли бы вы рассказать о ваших планах относительно проекта по изучению языка человекообразных обезьян?

— Мы сейчас рассматриваем кандидатуры лучших ученых в этой области и намерены продолжить работу по овладению и распознаванию речи в традициях, заложенных Ричардом Хьюзом. Ричард Хьюз был убежден в том, что наш долг — предоставить человекообразным обезьянам самостоятельность и достойное качество жизни, которое они, безусловно, заслуживают.

— В пресс-релизе говорится, что вы сотрудничаете с Детским клиническим центром в Бостоне. Не могли бы рассказать об этом подробнее?

— Существуют серьезные свидетельства того, что детям с затруднениями речи очень помогают альтернативные способы самовыражения, такие как жестикуляция и лексиграммы. Мы поделились с бостонским центром данными наших исследований и ожидаем серьезного прорыва в этом направлении.

— Ваше мнение об уголовном деле, связанном с «Домом обезьян»?

— Я считаю, что человек невиновен, пока не доказано обратное, и верю в то, что справедливость восторжествует.

Исабель оглядела собравшихся, она смотрела людям в глаза и улыбалась.

— Большое спасибо, что пришли.

Исабель сложила листок со шпаргалкой пополам и спрятала его в карман, а потом махнула «ближнему кругу» (Селии, Нейтану, Гари и Джону с его фотографом), чтобы они шли за ней. Полицейский закрыл за ними ворота, и толпа начала расходиться.

Они шли по грунтовой дорожке, петляющей между тропических деревьев и кустарников. Цветущий кустарник источал аромат переспелых фруктов.

Джон нагнал Исабель. Волосы у нее отросли достаточно, и шрам был больше не виден. Конечно, для того, чтобы они стали как прежде, требовался не один год, но короткая стрижка была ей к лицу.

— Я слышала, вы были в Конго, — сказала она. — В заповеднике «Рай для бонобо».

— Да. Вернулся на прошлой неделе.

— Расскажите, как там?

— Удивительно. Почти нереально. Мы летели «Эр Франс» через Париж. Когда приземлились в Киншасе, это был уже совершенно другой мир. Отряд солдат поднялся на борт, прошел по салону и вышел в хвосте. По всей посадочной полосе стояли скелеты самолетов. — Джона передернуло от этих воспоминаний. — В аэропорту — хаос. К счастью, с нами был дипломат, который переговорил с представителями племен и провел нас через таможню. Если бы не он, клянусь, у нас бы все отобрали и мы до сих пор были бы там.

— А как заповедник?

Исабель взяла Джона под руку, этот жест был настолько неожиданным, что у него защемило в груди.

— На дорогах такие выбоины, что грузовик провалится. Мы проезжали мимо множества нищих заброшенных ферм, но сам заповедник великолепен. Это было местом отдыха их бывшего диктатора Мобуту Секо Секо. Озера с лилиями, реки, водопады… и москиты! Они просто как бомбардировщики «Стелс». — Джон изобразил рукой пикирующий самолет. — Тихие, незаметные и смертоносные. Вы знаете, что есть вид малярии, которая убивает за четыре дня?

— Да, — сказала Исабель. — Молниеносная церебральная малярия. Но, я надеюсь, вы сделали прививки перед поездкой?

— Еще как. Против гепатита А и В, против желтой лихорадки, тифа, столбняка, против гриппа, менингита, полиомиелита… даже против бешенства из-за диких собак… — Джон тряхнул головой, — кажется, я что-то упустил.

— Малярию? — предположила Исабель.

— Точно. Малярию. И, как только мы оказались на месте, сразу же услышали бонобо. Они были повсюду. Это все равно как оказаться в центре стаи кричащих птиц. Первым делом они похитили камеру Филиппа. Настоящее групповое ограбление — одна бонобо схватила его за ноги, другая тем временем отстегнула ремень, а третья схватила камеру и убежала. Они забрались на дерево, и я всерьез думал, что Филипп расплачется. В итоге мы выменяли камеру на зеленые яблоки, но не раньше, чем бонобо сделали дюжину фотографий. На одной Филипп умоляюще смотрит прямо в объектив, и на лице его гримаса неподдельного отчаяния. Это — шедевр.

Исабель откинула назад голову и рассмеялась.

— Это так похоже на бонобо! Хотелось бы как-нибудь там побывать.