Лия Флеминг - Последний автобус домой

Остальное население комнаты лежало на кроватях пузами кверху, с любопытством разглядывая Конни. Дорин подошла к своему поручению ответственно и представила ее всем.

– Это Шейла. Это Джун. Это Эвелин Сиксмит. А это Конни.

Конни по очереди улыбнулась каждой из них.

– Добро пожаловать в отель, где разбиваются сердца, – провозгласила Джун, по виду одного возраста с ней.

Распаковать вещи оказалось делом нехитрым, и вскоре, повернувшись ко всем спиной, Конни выложила горку книг: Шарлотта Бронте, Элизабет Гаскелл, Джордж Эллиотт – все, что требуется прочесть к следующему семестру, если, конечно, она когда-нибудь сможет попасть в университет. Когда она оторвалась от книг и обернулась к соседкам, то обнаружила, что они таращатся на нее в изумлении, словно она явилась к ним с какой-то другой планеты.

– Ты что, надеешься здесь все это прочитать? И не мечтай! – рассмеялась Эвелин. Это была смуглая девушка со шрамом на щеке. – Здесь не дают тебе посидеть спокойно, все время изобретают для тебя занятия.

– Но я должна читать. Я хочу поступить в университет, – объяснила Конни.

– Бедненькая, – сочувственно протянула Дорин, поглаживая свой живот. – А я вот так радовалась, когда меня наконец выперли из школы!

Тут появилась мисс Уиллоу и забрала Конни знакомиться с заведующей. Мисс Холройд оказалась вылитой Хэтти Жак [60], из которой, словно из воздушного шарика, выпустили воздух. Вместе обе дамы – одна высокая, другая низенькая – наводили на мысли о белье, вывешенном на просушку: одна напоминала прищепку, другая сушилку. Конни протянула им свою медицинскую карту и прочие бумаги, содержащие все сведения о ней, кроме имени отца ребенка.

– Кто ваши родители? Чем они занимаются?

– Солдат и медсестра, но они умерли, – ответила Конни. Что-то внутри ее сопротивлялось, она не готова была раскрыть перед ними всю свою жизнь. Казалось, это не она сидит сейчас как провинившаяся школьница, а ее двойник: Констандина Пападаки.

– Как я понимаю, вы еще не решили, что будете делать с ребенком, – проговорила мисс Холройд, проглядывая ее бумаги от доктора Ширлинга. – Что вы надумали?

Вопрос был справедливый, но Конни была начеку.

– Я планирую продолжить образование, хочу учиться в университете, если получится, – с достоинством ответила она.

– А ребенок? Кто будет смотреть за ним? – не отступала заведующая.

– Пока не знаю, – ответила Конни, начиная уставать от расспросов.

– При нашем попечительском совете есть христианский фонд. Мы обязаны подсказать вам разумное решение. Мы должны ознакомить вас со всеми необходимыми расходами и должны следовать предписаниям, согласно которым мы предоставим вам шесть недель на принятие решения. Мы верим в то, что каждый рожденный ребенок должен иметь право на наилучшую жизнь для себя. Это тяжкое бремя – поставить на ребенка клеймо незаконнорожденного, когда сотни хороших людей мечтают о том, чтобы подарить ему настоящий дом и семью. Вы должны решать, исходя из интересов того невинного младенца, которого вы сейчас носите. А не из ваших личных интересов. Ребенку нужна мать и нужен отец, тогда он вырастет здоровым и успешным.

«Вообще-то у большинства девчонок, которые росли рядом со мной, никаких отцов в окрестностях не наблюдалось. Но не спорить же сейчас с заведующей? Да и сил нет что-то доказывать. Какой же абсурд все это…»

– И есть семьи, где будут особенно рады ребенку с теми преимуществами, какие вы сможете ему дать, – продолжала заведующая.

Озадаченная, Конни взглянула на нее вопросительно.

– Вы, насколько можно судить, умная девочка, и отец, вероятно, тоже студент…

– Моя мать была гречанкой. А отец ребенка – поп-певец, – ответила Конни, надеясь, что эти аргументы заставят их от нее отвязаться.

– Никто не подумает, что от этого мог быть какой-то вред плоду, – возразила заведующая. – Есть ли вероятность, что вы помиритесь с отцом малыша?

Конни покачала головой.

– Нет, это теперь только моя ответственность.

– Значит, вам тем более надо проявить благоразумие и позволить усыновить дитя, – настаивала заведующая. – Мы можем забрать его сразу после рождения, или же вы можете пожить с ребеночком две недели и принять решение после. Если вы подпишите бумаги об усыновлении, то тянуть эту агонию не придется. В этом случае не следует слишком привязываться к ребенку.

Нет, она не желает все это слушать!!!

– Я буду рожать здесь?

– Боже милостивый, конечно, нет! Вы, как и все, отправитесь в местный родильный дом, это специальное отделение в нашей больнице, где вы родите и где за вами будут наблюдать специалисты. После вы сможете провести там в палате положенные десять дней, а затем вернуться сюда и все обсудить с представителями органов опеки. – С этими словами она наклонилась и протянула Конни бумаги с правилами распорядка, которые требовалось подписать.

– Мы надеемся на ваше примерное поведение. Никаких алкогольных напитков нигде на нашей территории. Никаких посетителей мужского пола. Все гости – по предварительному разрешению, никаких телефонных звонков без спроса. По воскресеньям церковь. Вижу, вы написали, что исповедуете греческое православие. Мы не проводим служб для иностранцев. Если вы хотите что-то конкретное, об этом надо договориться заранее. Для наших девушек в дородовом отделении есть нетяжелые обязанности по кухне и по уборке. Если вы все-таки решите вернуться сюда с младенцем, приготовьтесь к тому, что вам с ним придется справляться одной. Я надеюсь, вы приготовили все необходимое для малыша, каждый предмет в двух экземплярах. Ребенок – это не игрушка, не кукла. У них бывают разные необоснованные запросы. Реальная жизнь ставит перед нами трудные задачи. Она разделяет овец от коз, перепуганных неженок от истинных матерей. Мне не кажется, что вы готовы ко второму – что вы готовы стать матерью.

Конни откинулась на спинку стула, чувствуя свое бессилие перед этими здравыми доводами. Да, этот приют – просто образец эффективности, но где же сострадание? Девушки приходят сюда, в положенный срок разрешаются от бремени, закладывают в ячейку и передают это ненужное им бремя следующему владельцу, уступая свое место новеньким…

Она должна будет либо забрать ребенка с собой, либо просто уйти. Какой же страшный выбор ей предстоит. И особенно размышлять над ним будет некогда – со всеми этими обязанностями по приготовлению еды, уборке, стирке, медосмотрам, молитвами перед едой и принудительным отдыхом…

На секунду Конни показалось, что она сейчас соберет вещи и первым же поездом бросится в Гримблтон, и пропади он пропадом, этот их образцовый приют! Но у нее не было сил шевелиться.

Молодые мамочки обсуждали, как прошли их роды, сколько швов им наложили и когда они должны будут покинуть это прибежище. Все остальные ждали своей очереди вступить в этот клуб, хорошо понимая неизбежность предстоящих событий. Они сидели, разбившись на маленькие группки, и неторопливо пили чай. Все это производило странное впечатление: словно ты оказался в школе-пансионе, наводненной растолстевшими вдруг ученицами. Дорин выложила ей все, что знала о соседках по комнате.