Мо Янь - Перемены

В те дни частным лицам запрещено было торговать кашемиром, а потому, если контрабандой перевезти из Внутренней Монголии через Великую Китайскую стену тонну кашемира, можно было получить прибыль в десять тысяч юаней. Правительство организовало пропускной пункт. Я купил два совершенно одинаковых грузовика, в первый грузил материю в рулонах, а во второй – кашемир. Верх обоих грузовиков затягивали брезентом. Подгоняли их к пропускному пункту, парковали тот, что с кашемиром, неподалеку, а другой ехал на досмотр. Во время досмотра мы угощали таможенников сигаретами, дарили им вино, обещали на обратном пути привезти им что-то, что им нужно. После досмотра грузовик отъезжал, но через некоторое время возвращался, я объяснял, что потерял по дороге запаску, надо вернуться. Затем доезжал до того места, где стоял грузовик с кашемиром, останавливал грузовик с хлопковой тканью, пересаживался на другой и ехал обратно, а таможенникам говорил, что запаска нашлась. Они только что нас проверяли, так что, естественно, второй раз не досматривали. Так, обманным путем, мы с братьями за весну продали сорок тонн кашемира, заработав четыреста тысяч юаней. Денег становилось все больше, и друзей тоже. Я помог братьям получить прописку и нашел им работу в местной транспортной компании. В те времена мы еще слепо верили во все эти прописки и официальные работы.

В 1982 году я еще раз вернулся домой и построил родителям новый дом. Старый дом я сохранил, брезент на грузовике сгнил, я сменил его на новый. Отец тогда уже не осмеливался меня ругать. Он сказал маме: «Хэ Чжиу очень щедрый, мы не должны опрометчиво его критиковать». У меня еще теплилась надежда касательно Лу Вэньли, но к тому времени она уже вышла за Ван Цзяньцзюня – говорят, жила неплохо. Раз так, то я решил, что надо и мне жениться.

Едва прошел слух, что я ищу себе невесту, как ко мне на порог явились десять с лишним свах, которые наперебой представляли завидных невест, но я всем отказал. И тут одна девушка сама пришла. Это была моя будущая жена Юлия. Она тогда работала в хошуне [41], на животноводческой ферме. Кличку ей дали Двойная Смерть, поскольку если смотреть со спины, то у нее потрясающая фигура, можно умереть, захлебнувшись слюной, а если подойти с другой стороны, то она вся рябая, тут уж можно умереть со страху. Явилась она ко мне и говорит: «Братец Хэ, а тебе зачем жена?» Я подумал и ответил: «Чтоб детей мне родила, обстирывала меня и кормила». Она сказала, что тогда лучше всего выбрать именно ее. Я опять подумал немного, а потом хлопнул себя по коленке: «А и впрямь! Давай зарегистрируемся!» Наша свадьба потрясла весь хошун. Ну надо же, самый богатый жених Хэ Чжиу, а выбрал в жены рябую. Многие не понимали, где уж им. А ты понимаешь? Вот когда увидишь красивых, как богини, дочек, так поймешь. И когда увидишь сына, который играет в футбол за сборную, тоже поймешь. У моей жены приятная внешность, единственный недостаток – оспины, но это генетически не передается, зато ее русская кровь и потрясающая фигура еще как передались. Если бы я женился на этнической китаянке, она бы могла мне родить только одного ребенка из-за политики ограничения рождаемости, но на национальные меньшинства политика не распространяется, так что русская жена и по закону может родить двоих, а если кое-кого умаслить, то и троих. Теперь ты понимаешь, почему две мои дочки смогли «захватить» подводную лодку! Красавицы со смешанной кровью и благородным происхождением – явление незаурядное. Я пришел к выводу: если мужчина не может жениться на женщине, которую любит, тогда надо искать самую выгодную для себя партию. Для меня такой стала Юлия.

Когда наступили 90-е, я понял: чтобы зарабатывать по-настоящему большие деньги, надо перебраться в прибрежный район, поэтому отправился в Пекин к тебе, потом перевелся в уезд, а потом попал в Циндао. Сначала жене жалко было уезжать из дома во Внутренней Монголии, но я пообещал, что в Циндао построю ей многоэтажный. – Он показал мне вдалеке молочно-белый особняк: – Вон наш дом!

Потом он рассказал мне в подробностях о своих великих свершениях в Циндао, но я сразу же все позабыл, что-то там про потраченные деньги, друзей, небольшие неудачи и огромные заработки. Я сказал:

– Хэ Чжиу, а ты помнишь? В самом начале Культурной революции мы разыгрывали сценку на злобу дня? Я тогда надел поношенный френч учителя Лю, под который мне засунули баскетбольный мяч, изображающий живот, я играл Хрущева, а тебе припудрили волосы белой пудрой, ты играл «китайского Хрущева» – Лю Шаоци [42]. Мы тогда пели: «Лю с Никитою вдвоем эту песню вам поем», – а потом я пел: «Давайте пожарим картошечку с мясом» [43], – а ты подпевал: «Потеряешь чуть, а получишь много». Вот он, секрет твоего успеха!

Хэ Чжиу задумался, а потом сказал:

– В общем, да, но не совсем так. Зачастую я терпел крупные неудачи, даже маленькой прибыли не получал.

– Ты говоришь о покупке грузовика у отца Лу Вэньли?

– Что за ерунда? Я всегда просчитываю издержки. Единственное исключение – моя сделка с отцом Лу Вэньли, там я издержки не просчитывал.

– А когда ее муж погиб, ты с ней не виделся?

– Муж Лу Вэньли погиб в аварии в 1993 году. Тогда мы уже в Циндао вместе с любовницей одного влиятельного господина занялись поставками стали. Благодаря протекции этого самого господина мы получили монополию на поставки стали на все строительные площадки Циндао. Я услышал о том, что Лу Вэньли осталась вдовой, и сердце дрогнуло. Я рассказал обо всем жене. Она великодушно разрешила привезти Лу Вэньли сюда, мол, хочешь – сочетайся с ней законным браком, хочешь – сделай своей любовницей. Но не успел я сходить к Лу Вэньли, как она сама ко мне явилась. На ней была черная юбка, на руках – белые перчатки, лицо густо накрашено, интересная женщина средних лет, весьма моложавая. Она первым делом сказала: «Хэ Чжиу, я хорошенько все обдумала». Я тоже спросил начистоту: «Ты хочешь кем быть – женой или любовницей?» Лу Вэньли ответила без уверток: «Разумеется, женой». Я предупредил: «Это сложно, давай-ка лучше любовницей, я тебе на берегу моря куплю дом, буду тебя содержать». Она грустно улыбнулась: «Тогда не смею больше беспокоить». Вскоре до меня дошла новость, что она вышла за Большеротого Лю. Я прихватил две бутылки вина и две пачки сигарет, сам сел за руль и поехал на пустой клочок перед колхозом «Цзяохэ», на то самое место, где когда-то признался отцу Лу Вэньли в чувствах к его дочери. Я пил, курил и думал. Я-то всегда думал, что овладел физиогномикой и могу разгадать, что у человека на душе, но на самом деле то были попытки оценить благородного мужа с точки зрения ничтожества. В основном я проникал в чужие души исключительно потому, что общался чаще всего с такими же ничтожествами, как я сам, а Лу Вэньли из благородных.