Эндрю Грир - Невероятная история Макса Тиволи

– Ты уже ходишь в школу, Сэмми?

– Я учусь в пятом классе колледжа Бенджамина Харрисона. Наша учительница, миссис Макфолл, заболела, поэтому на прошлой неделе нам ничего не задали.

– Она тебе нравится?

– Неплохая. А в следующем году я перейду к миссис Стивенс, говорят, она… – Ты запнулся, не произнеся бранного слова, посмотрел на меня и улыбнулся.

Перед глазами закружились звездочки.

Благодаря Виктору Рэмси я не удивился твоей внешности – не бледная копия миниатюрного папаши, а похожий мальчуган с огромными ушами и светлым вьющимся чубом. Впрочем, ты до неузнаваемости искажал отцовское лицо. Оно ни на минуту не замирало: вытягивалось от скуки, хмурилось в задумчивости; подвижные глаза закатывались, прищуривались и моргали, будто речь Хьюго клонила тебя ко сну; а губы, боже, чавк-чавк-чавкали жвачкой, которую ты уминал будто бетель. На одном локте красовалась свежая царапина и липкое пятнышко сока, на другом – наливался синяк. Даже при нас ты грыз ногти. Время от времени ты вскакивал со стула и кричал что-то Бастеру, который вроде бы и не делал ничего особенного. Однако он был твоим лучшим другом, которого мне так и не удалось заменить. Ты поступил вежливо, когда пригласил нас в дом, узнав, что мы давние друзья мамы, и все же вел себя неучтиво, заставляя сидеть именно на тех стульях и приговаривая: «Не съедайте весь пирог, я берегу его на ужин». По тебе нельзя было угадать, что ты влюблен в девочку по имени Рейчел. Что в своей комнате ты в одиночестве молишься о здоровье матери. Что затем ты представляешь себе жуткую гибель учителей и одноклассников, что подобные мысли заставляют тебя бояться дьявола. Что ты все-таки немного похож на меня. Ничего этого я не заметил. Я увидел в тебе лишь чемпиона по бейсболу, фаната ковбоев, невежду, уверенного, будто каждое его слово – откровение. Я увидел совершенного юного самодура.

– Мы проходим Азию, – заявил ты.

– Звучит неплохо.

Ты скривился от отвращения ко всему этому континенту.

– В том прекрасном месте живет около миллиона прекрасных людей и насчитывается порядка сотни прекрасных народностей, все они похожи как две капли воды и совершенно неразличимы по названиям, ну, кроме Китая, сами понимаете – главный экспортер чая. Или шелка. Или риса. Ну, чего-то такого. И Японии. Хотите послушать мое хокку?

– Конечно.

Крохотный сандвич

Тихонько воспевает

Салат из тунца.

– Просто я был очень голоден, когда сочинял. Мне поставили пять. Мне всегда ставят пятерки.

– Тебе уже двенадцать, верно?

– Угу.

– Тогда вы с Хьюго-младшим ровесники! Не так ли? Не так ли, сынок? – Мой друг странно посмотрел на меня – сердито и в то же время словно собираясь заплакать. И я с ужасом вспомнил мамины слова:

«Будь тем, кем тебя считают».

– Точно, пап, – икнул я. – Мне двенадцать.

– У тебя есть ружье? – поинтересовался Сэмми, и я подумал: что за ребенка воспитала моя старая жена?

Однако Сэмми не ждал ответа.

– Мама не разрешает мне иметь ружье. Она ничего в этом не понимает, у нее-то не было ружья, а уж папа бы мне разрешил. У Дэнни Шэйна с нашей улицы «ББ» с двойным спуском, правда, иногда он ломается, и отец орет на Дэнни, словно дьявол. А у Билли Истона – «Дэйзи». – Ты вдруг с неописуемой радостью выкрикнул, словно торговец на рынке: – «Дэйзи»!

К черному входу подбежал Бастер и залаял. Сэмми чесал его за ухом, пока пес не ускакал прочь.

– В детстве я знал твою маму, – сообщил Хьюго, беря добавку.

От запаха корицы хотелось чихнуть.

– Представляешь? «Дэйзи»! – продолжал восклицать мой сын.

– Ты очень похож на нее. Тебе это говорили?

Сэмми пожал плечами.

– У тебя ее губы. Она была красивой, откровенной и сводила твою бабушку с ума. Ты встречал свою бабушку? Прекрасная была женщина. Всегда такая веселая и добрая, редкая выдумщица. М… Мой друг говорил, они с твоей мамой переодевались в одежды прошлого века и играли в шахматы у камина. Представь свою маму в кринолине и шляпке времен Гражданской войны! Остроумная девушка. И очень суровая. Не то что другие. Я ею восхищался.

Мой сын хмыкнул:

– Она рассказывала, что девчонкой встретила на улице пуму, которая съела чьего-то попугая.

– Никогда о таком не слышал.

– Вы знали моего отца?

Хьюго опустил взгляд:

– Не уверен. Как его имя?

Я вновь почувствовал приступ тошноты.

– Ван Дэйлер, – сказал Сэмми. – Это голландская фамилия.

– В самом деле? Ван Дэйлер… – Хьюго украдкой посмотрел на меня. Невероятно, Элис рассказала. Вот добрая душа, ты не рассказывала сыну байки о погибшем герое-отце. – Ван Дэйлер, – задумчиво повторил Хьюго. – Нет. Нет, вряд ли мы встречались.

– А-а.

– Что о нем говорила мама?

– Ничего.

– У меня есть револьвер, – выдавил я.

– Правда?! – восторженно вскрикнул мой сын.

– Ага.

– Покажешь?

Тут в разговор вступил еще один человек. Тот, кто вошел в соседнюю комнату через парадную дверь и позвал тебя. Мы дружно обернулись на голос, но увидели только пустой коридор. Низкий смех, чудо, бледная копия старого воспоминания, в третий раз я впервые услышал ее голос: «Эй, Сэмми, я дома, ты не поверишь, что я видела…»

Она вошла в комнату. Перед моими глазами замелькало столько звезд. Столько лет, столько миль. Дыхание сбилось. Я видел только карие прожилки в радужке ее покрасневших глаз. Неужели это и правда была ты? Моя бумажная девочка, отложенная в карман на полвека и теперь развернутая передо мной. Твои глаза, распахнувшиеся от удивления и надежды, смотрели не на меня.

– Привет, Элис, – сказал Хьюго, и его простое старое лицо озарила улыбка.

Мы остались на обед и в процессе неспешной беседы, свойственной старикам, было решено, что мы переночуем у Элис.

– Отель? Решительно нет, – заявила Элис, помотав головой и нахмурившись.

– Но это нелепо, Элис. Мы не можем остаться.

– Вы – давние друзья.

– Соседи…

– Мне плевать, что подумают соседи! – расхохоталась Элис, а затем чудеса продолжились: она повернулась ко мне. – Не слушай папу. Мой дом – твой дом, малыш Хьюго.

Она погладила меня по голове, нежно заглянула в глаза и ничего не вспомнила.

Меня отправили в комнату Сэмми листать комиксы, пока взрослые любовались закатом. Разумеется, мы даже не притронулись к комиксам, а принялись изучать скудную коллекцию фривольных картинок. Сын так ею гордился, а я так натурально восхищался. Затем он выложил передо мной нежнейший натюрморт, какой только можно представить, показал все свои сокровища: две дюжины самых обыкновенных марок, абсолютно круглый камешек, оловянный саркофаг царя Тута Резорта, механическая копилка, в которой клоун бросал монетку в пасть льва (что было продемонстрировано на моем пенни), три розовые ракушки, бейсболка, перчатка и вырезанная из журнала фотография Клары Боу. Мы сидели и перебирали сокровища минут десять. Потом мой сын спросил, не хочу ли я поиграть в его конструктор. И стоило разложить на кровати металлические детальки, как диковинки тут же оказались забытыми.