Эндрю Шон Грир - История одного супружества

THE STORY OF A MARRIAGE by Andrew Sean Greer

Copyright © 2008 by Andrew Sean Greer

Cover design © by Gundula Hißmann and Andreas Heilmann, Hamburg

Photo © by Ed Freeman / Getty Images

Фото автора © Kaliel Roberts

© А. Савиных, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2022

Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя

Мы думаем, что знаем тех, кого любим.

Наших мужей, наших жен. Мы их знаем – а иногда ими становимся. Вдруг слышим, как на вечеринке говорим их голосом, высказываем их мнения, рассказываем историю, которая произошла вовсе не с нами, а с ними. Годами за ними наблюдаем: вот так они беседуют, так ведут машину, так одеваются, так макают кубик сахара в кофе, глядят, пока он из белого не станет коричневым, а потом удовлетворенно роняют его в чашку. Я каждое утро смотрела, как это делает мой собственный муж. Я была внимательной женой.

Мы думаем, что знаем их. Думаем, что любим их. Но оказывается, мы любим плохой перевод, сделанный нами же с едва знакомого языка. Мы пытаемся пробиться сквозь него к оригиналу, к настоящему мужу или жене, но это никогда не удается. Мы всё видим. Но что мы понимаем?

Однажды утром мы просыпаемся. Рядом на кровати лежит знакомое спящее тело, но внезапно это чужак. Для меня такой момент настал в 1953 году: я стою посреди собственного дома и смотрю на существо под личиной моего мужа.

Может быть, супружество нельзя увидеть. Как те гигантские небесные тела, невидимые человеческим глазом, оно выдает себя только гравитацией – притягивает к себе все вокруг. Так я думаю. Я думаю, нужно рассмотреть все, что есть рядом, все тайные истории, все невидимые вещи, и тогда где-то в середине, словно темная звезда, наконец обнаружится оно.

История моего знакомства с мужем и та непроста. Мы знакомились дважды: сначала на родине, в Кентукки, потом на пляже в Сан-Франциско. Мы всю жизнь потом шутили, что два раза были незнакомцами.

Я влюбилась в Холланда Кука подростком. Мы с ним росли в одной фермерской общине, где было множество мальчишек, влюбляйся не хочу, – а я в ту пору была словно амазонская лягушка: ярко-зеленая, а изо всех пор так и сочатся эмоции, – но я не привлекала ничьего внимания. В других девочек мальчишки влюблялись. А я причесывалась в точности как они и пришивала к подолам оборки, отпоротые от платьев с чердака, но это не помогало. Собственная кожа стала мне тесна, как платья, из которых я вырастала. Я казалась себе неуклюжей дылдой. Никто не говорил мне, что я красивая, – ни мама, ни вечно недовольный отец, – и я решила, что я дурнушка.

И когда появился мальчик, который смотрел мне в глаза, провожал из школы и напрашивался в дом на кусок хлеба, я не знала, что и думать. Ему что-то от меня было нужно – это я понимала. Почему-то я решила, что он хочет от меня помощи с уроками, и очень старалась прятать тетради и не садиться с ним за одну парту – вот еще, я ему не шпаргалка. Но он, конечно, хотел не этого, он всегда хорошо учился. Вообще-то он так и не сказал, что ему было нужно, ни тогда, ни потом, но мужчину судят не по словам. Его судят по делам, и одним ясным майским вечером, когда мы шли мимо клубничных грядок, он взял меня за руку и не отпускал до самого Чилдресса. И все, хватило одного краткого прикосновения: в то время нервы у меня были снаружи на коже, как оголенные провода. Конечно, я пропала.

Когда началась Вторая мировая, я была с Холландом. Ему нравилось, что я «говорю как книжка», а не как остальные девочки. И когда пришла его очередь идти в армию, я проводила его до автобуса и смотрела, как он уезжает на войну. Горевала я в одиночестве.

Мне не приходило в голову, что я тоже могу уехать, пока к нам домой не пришел государственный служащий и не назвал мое имя. Я сбежала по лестнице в своем линялом сарафане и увидела очень краснощекого, чисто выбритого мужчину с золотым значком в виде статуи Свободы на лацкане – я страшно захотела такой же. Его звали мистер Пинкер. Он выглядел как человек, которого положено слушаться. Он стал мне рассказывать о работе в Калифорнии и о том, что на заводах нужны сильные женщины, такие как я. Его слова были как дыра в занавесе, и сквозь нее открылся вид на мир, который я даже вообразить не могла: самолеты, Калифорния – словно соглашаешься лететь на другую планету. На мое «спасибо» он ответил: «В качестве благодарности вы можете оказать мне одну услугу». По молодости я совершенно не придала этому значения.

– Первая умная мысль, которую я от тебя слышу, – сказал отец, когда я обмолвилась об отъезде. Не помню, чтобы он когда-нибудь смотрел мне в глаза так же долго, как в тот день. Я собрала вещи и покинула Кентукки навсегда.

Я ехала в Калифорнию автобусом и видела из окна реку в разливе – мили и мили деревьев вдоль дороги, растущих прямо из воды. Ничего подобного я раньше не видела. Казалось, мир кто-то заколдовал, а мне забыли сообщить.

Услуга, о которой меня попросил мистер Пинкер, была очень простой: он хотел, чтобы я ему писала. О девушках на судоверфи и самолетах, о разговорах вокруг, о бытовых вещах: что мы ели, во что я одевалась, что я видела. Я смеялась, не понимая, зачем это ему. Теперь я могу посмеяться разве что над собой: правительство, очевидно, интересовалось подозрительной деятельностью, но мне он об этом не сказал. Он велел притвориться, что я веду дневник. Я выполняла обещание, я продолжала писать ему, даже когда перешла со своей первой работы в подразделение резервисток-добровольцев. Там почти не было девушек из таких мест, как мой город. Мы мазали прыщавые лица «Нокземой», трясли попами под радио, привыкали к кока-коле вместо кофе по карточкам и к китайской еде вместо гамбургеров. Каждый вечер я садилась и пыталась все это записать, но жизнь виделась мне скудной и недостойной описания. Как и многие, я была глуха к собственным историям. И я стала их выдумывать.

Моя жизнь была мне неинтересна, но я читала интересные книги, их-то я и пускала в дело, воруя подробности у Флобера, Форда и Фербер. Интриги, горести и краткие яркие радости: прекрасный вымысел на благо страны, скрепленный ложью и умолчанием. Я делала свою работу хорошо: оказывается, именно они и скрепляют страну. Писала почерком, которому научила мама, – высоким, благонадежным, правдивым, – подписывалась особым вензелем П (вместо Перли), который изобрела в девять лет, и отправляла м-ру Уильяму Пинкеру, округ Колумбия, Вашингтон, Холли-стрит, дом 62.

– Бабушка, что ты делала в войну?