Джойс Оутс - Блондинка

– Потому что, вне всякого сомнения, мама любит тебя, дорогая, и желает тебе счастья. Желает только самого лучшего, как и мы все. – Доктор Миттельштадт умолкла и вздохнула, а потом со страстью сказала то, что хотела сказать с самого начала: – Ну что, дитя, помолимся?

Доктор Миттельштадт была ярой сторонницей Христианской науки, однако не навязывала никому своих убеждений. За исключением разве что тех девочек, что были у нее «в фаворе», да и с ними делала это очень деликатно и малыми дозами, как кормят долго голодавших людей.

За четыре месяца до этого, когда Норме Джин исполнилось одиннадцать, доктор Миттельштадт вызвала ее к себе в кабинет и подарила книгу Мэри Бейкер Эдди «Наука и здоровье с Ключом к Священному Писанию». На внутренней стороне обложки была надпись, сделанная безупречным почерком доктора Миттельштадт:

Норме Джин в день рождения!

«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною». Псалом 22: 4.

Эта великая американская Книга Премудрости изменит твою жизнь, как изменила мою!

Каждую ночь Норма Джин читала эту книгу перед сном и каждую ночь шептала вслух эту надпись. Я люблю вас, доктор Миттельштадт . Она считала эту книгу первым настоящим подарком в своей жизни. Тот день рождения запомнился ей как самый счастливый день с тех пор, как ее сдали в детдом.

– Мы будем молиться о верном решении, дитя. И чтобы Отец наш дал нам силы смириться с ее решением, каким бы оно ни было.

Норма Джин преклонила колени на ковре. Доктор Миттельштадт, чьи суставы были поражены артритом, осталась сидеть за столом, низко склонив голову и сложив руки в молитвенном экстазе. Ей было всего пятьдесят, но отчего-то она напоминала Норме Джин бабушку Деллу. То же таинственное обилие женской плоти, бесформенной, если бы не тугой корсет, та же необъятная вислая грудь. Добродушное красноватое лицо, подернутые сединой волосы, толстые ноги с набухшими венами в утягивающих чулках. Глаза ее смотрели с тоской и надеждой. Я люблю тебя, Норма Джин. Как родную дочь.

Может, она произнесла эти слова вслух? Нет.

Может, она обняла Норму Джин и поцеловала ее? Нет.

Доктор Миттельштадт подалась вперед (старое кресло ее скрипнуло) и со вздохом приготовилась читать с Нормой Джин молитву из Христианской науки, ибо та была величайшим ее даром этому ребенку и великим Божьим даром для нее самой.

Отче наш, сущий на небесах!

Отче-Мать, Боже наш, всегармоничный,

Да святится имя Твое,

Единый, достойный поклонения.

Да приидет Царствие Твое,

Твое царство пришло, Ты всегда присутствуешь.

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Дай нам познать, что как на небе, так и на земле, Бог всемогущ и превыше всего.

Хлеб наш насущный дай нам на сей день,

Ниспошли нам благодать на сей день, крепи ослабевшую любовь;

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.

И любовь отражается в любви;

И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

И Бог не вводит нас в искушение, а избавляет нас от греха, болезни и смерти.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки [19] Мф. 6: 9–13. .

Ибо Бог бесконечен, вся сила, вся Жизнь, Истина, Любовь, над всем, Он – Все.

Аминь!

И Норма Джин отозвалась робким эхом:

– Аминь.

Куда ты уходишь, когда исчезаешь?

И ты одна там, куда ушла?

Три дня ждали решения Глэдис Мортенсен, отдавать ли дочь на удочерение. Дни разбивались на часы и даже минуты, невыносимо долгие, как бывает, когда задерживаешь дыхание.

Мэри Бейкер Эдди, Норма Джин Бейкер . О, это очевидное знамение!

Зная, как нервничает Норма Джин, ее подружки, Флис и Дебра Мэй, погадали ей на ворованной колоде карт.

В приюте разрешалось играть только в «черву», «джин рамми» и «рыбу» и запрещалось играть в покер, а также юкер – эти игры считались азартными и чисто мужскими. Запрещалось и гадание, ибо его считали «колдовством» и оскорблением Христа. Поэтому девочки гадали тайком, после отбоя, трепеща от волнения.

Норме Джин не очень-то хотелось, чтобы подружки предсказывали ей судьбу, потому что карты могли помешать молитвам. И еще из страха, что ей нагадают что-нибудь плохое, а плохого лучше не знать, пока есть такой выбор.

Но Флис и Дебра Мэй настояли на своем. Они верили в магическую силу карт куда больше, чем в волшебные способности Иисуса Христа. Флис перетасовала колоду, дала Дебре Мэй снять, снова перетасовала и начала раскладывать карты на столике перед Нормой Джин. Та в ожидании затаила дыхание: дама бубен, семерка червей, червовый туз и бубновая четверка…

– Все красной масти, видишь? Это означает, что наша Мышка получит добрую весть.

Может, Флис врет? Норма Джин обожала свою подружку, которая дразнила ее, а то и мучила, но в то же время защищала и в приюте, и в школе, где младшие девочки-сироты нуждались в защите. И тем не менее Норма Джин ей не доверяла. Просто Флис хочет, чтобы я осталась в этой тюрьме вместе с ней. Потому что ее никто никогда не удочерит.

Это было правдой, горькой, но правдой. Ни одна супружеская пара на свете не захочет удочерить ни Флис, ни Джанет, ни Джуэлл, ни Линду, ни даже Дебру Мэй, эту хорошенькую рыжеволосую и веснушчатую двенадцатилетнюю девочку. Потому что они были уже не детьми, а девочками, слишком большими, с этаким «особенным» взглядом. Взгляд выдавал их, говорил, что взрослые их обижали и что они этого не простят. Но в основном потому, что они уже были большие. Они успели побывать в приемных семьях, но «не сложилось», и их вернули в приют, где они останутся на попечении государства, пока не достигнут шестнадцати лет и не смогут себя обеспечивать. Ребенок старше трех-четырех лет уже считался в приюте «большим». Приемным родителям нужны были грудные младенцы или совсем маленькие дети, чей характер не успел сформироваться. Дети, не умевшие говорить и потому не имевшие воспоминаний.

И это было чудо, что кто-то захотел удочерить Норму Джин. Причем за время пребывания в приюте о ней спрашивали целых три супружеские пары. Эти люди влюбились в нее – так, во всяком случае, они утверждали. И готовы были закрыть глаза на тот факт, что девочке исполнилось сначала девять, затем десять и вот теперь – одиннадцать лет; что мать ее жива и содержится в психиатрической клинике штата Калифорния в Норуолке с официальным диагнозом «острая хроническая параноидная шизофрения, осложненная невропатией на почве злоупотребления алкоголем и, возможно, наркотиками» (ибо такие сведения были доступны потенциальным приемным родителям по запросу).

Это и впрямь было чудо. Если бы не один неоспоримый факт, который все уже давно успели заметить. Входя в зал для посетителей, серая мышка Норма Джин как будто расцветала. Даже если минуту назад она грустила, в присутствии важных гостей Норма Джин загоралась, словно электрическая лампочка. Милое, луноподобное, идеальное личико, пылкий взгляд синих глаз, мимолетная застенчивая улыбка, манеры, как у Ширли Темпл, только сдержанные, – «Да она просто ангелочек!».