Имма Мунсо - Человек слова

– Так ты любишь его или нет?

– Всё не так просто… – ответила она. – Вначале он мне так понравился, что я решила влюбить его в себя, чтобы влюбиться потом самой (чем раньше, тем лучше), и он и правда влюбился. А потом, когда настала моя очередь, что-то пошло не так… У меня не получалось влюбиться, как я задумала, не получалось любить его, как я себе это представляла, но я упорствовала. Кроме того, он обладал всеми качествами мужчины, достойного любви, но чем больше я старалась, тем хуже у меня выходило… Я хочу полюбить его, больше всего на свете, но не могу. Он говорит, что если я не могу, то лучше нам расстаться. Но я и этого не могу.

Комета снова налил себе чаю и сказал:

– Вы, женщины, – очень странные существа. (В таких фразах Он никогда не говорил «дамы»).

Она продолжала:

– И вот я думаю: ведь это не Абсолютная Любовь, если она полна сомнений с самого начала, правда?.. Значит, это Любовь Относительная, совсем обычная… но не Абсолютная, нет. – Она сделала паузу в надежде на то, что понятия «относительного» и «абсолютного» вызовут у Него философский интерес, и тогда Он, возможно, скажет что-то более определённое. Но не тут-то было, Он остался верен своей привычке всегда спрашивать о том, что собеседнику казалось само собой разумеющимся, и поинтересовался:

– И что же такое абсолютная любовь?

Лот всегда была готова говорить на эту тему. И сейчас она могла бы рассказать много чего, но вспомнила «Вечный сон» и сказала:

– Это то, что всё устраивает как надо. То, что заставляет исчезнуть всех твоих демонов… Не потому что их больше нет, а потому, что ты перестаёшь видеть их… То, что сводит на нет все твои тревоги, не потому что они перестают существовать, а потому, что больше тебя не тревожат… Она всё исправляет, абсолютная любовь. Помнишь последние слова, которыми Марлоу и Вивьен обмениваются в «Вечном сне» ?

Надо же, Он не помнил. И это при том, что после Джона Вейна Богарт был его самым любимым актёром, а Бэколл – самой любимой женщиной из всех. Несмотря на то, что смотрел этот фильм сотню раз, Комета никогда не мог вспомнить что-то специально, или когда его просили, а только если это само приходило ему в голову.

– Так вот, когда Марлоу уже закончил расследование и готов уйти, она спрашивает его: «А как же я?» Он говорит: «Ну… а что с тобой такое?» И она ему отвечает: «Ничего, в чём ты не мог бы помочь». Понимаешь?

Он улыбнулся, возможно – простодушной импульсивности Лот.

– Эта мысль меня вдохновляет, – продолжала она. – Любовь-симбиоз. Когда есть тот, рядом с кем тебе больше ничего не нужно. Мне претит принцип «справляйся сам», «гармония в тебе самом» и так далее. Полная чушь! Вот уж нет! Это же потрясающе – найти мужчину, или женщину, кого угодно, кто тебя исправит, развлечёт и изменит. Разве это не здорово: жить благодаря другому человеку, а не самому себе, уже сидящему у себя же в печёнках? Человеку, с которым можно жить в тесном симбиозе, как рыба-прилипала и акула?

Она вдруг подумала, что симбиоз предполагает выгоду для обоих его участников, и засомневалась, может ли акула получить какую-нибудь пользу от рыбы-прилипалы. Она хотела было привести другой пример, но не нашла ничего подходящего и продолжила:

– И наконец, меня вдохновляет само понятие абсолютной любви. Правда, я могла бы полностью довериться только тому мужчине, который постоянно подпитывал бы мою душу, у которого были бы неисчерпаемые ресурсы… А для чего ещё нужен мужчина, если не для того, чтобы пользоваться его ресурсами? Я всегда буду искать именно это. А если такой любви не существует, тем лучше: продолжу свои поиски, мне нравится искать. Но… Что если она существует? Чёрт возьми! Да об этом поют во всех песнях, об этом говорят все произведения искусства, большие и маленькие. Что же они – врут?

После такой вдохновенной речи она сделала паузу. Но Он в ответ ничего не говорил. Ни что такая любовь существует, ни – что не существует. Ничего. И тем не менее, в тот самый вечер, Он начал приводить в порядок её душу. Как? Понятия не имею. Что он сказал такого, что уже поправил в ней, как минимум, в тот вечер? Возможно, после этой неожиданной исповеди (неожиданной для Него, поскольку они были едва знакомы) Он должен был сказать ей что-то. Но на самом деле, единственная фраза, которую она помнит:

– Ещё чаю?

Они выпили чаю. Она почувствовала себя окутанной невероятной душевностью, хотя они почти не прикасались друг к другу и Он почти ничего не говорил. Но Лот поцеловала Его в губы, её удивило, до чего они мягкие, потом они обнялись и попрощались. Она чувствовала себя так, будто Он сказал что-то вдохновляющее или дал какой-то важный совет. Но Он ничего не сказал, ничего не сделал! Вскоре она поняла, что это было одной из странных способностей Кометы. Часто Его друзья вспоминали: Он «помог нам в критический момент», «дал неоценимый совет». Но… Как он это делал? Трудно сказать. Почему простые фразы в его устах становились такими мудрыми? Был ли тому виной его глубокий и низкий баритон? Происходило ли это из-за того, что думать, говорить и действовать было для него одним и тем же? Или из-за того, что он толком-то и не давал советы, не высказывал своё мнение, но время от времени говорил что-то такое, что могло сразить тебя наповал? Было ли это из-за того, что Комета никогда ничего ни от кого не хотел, и таким образом собеседник чувствовал к себе глубочайшее уважение, порой чрезмерное, и чувствовал свободу? Почему так происходило? Она ещё не знала.

Тем вечером, вспомнив о трёх признаках, Лот сделала любопытное открытие. Осенью 87-го ей было двадцать семь лет, но она уже пережила продолжительные и бурные романы и ощущала себя очень старой и опытной. Впервые она смутно поняла, почему простые и влюблённые в неё мужчины в конце концов будили в ней какую-то жестокость, а иногда и несвойственную ей словесную агрессию, разрушительную силу, которая её даже пугала, энергию протеста, которая делала абсолютно несчастной и её, и этих мужчин. Она начала догадываться, что была не готова отдавать свою любовь взамен (всего лишь) любви и горстки стандартных достоинств. Что не знала, что делать с мужчинами, которые приходили к ней со всей своей любовью на блюдечке, и чувствовала себя из-за этого виноватой. Что она хотела не просто получить от них любовь, а чтобы они сводили её с ума от любви. Её. Ей вспомнилась обложка одной книги, которую она прочла в шестнадцать лет. «Безумная любовь» Андре Бретона. Там, на обложке, было ясное небо и одна фраза, которую она всегда неправильно понимала. «Je te désire d'être follement aimée» гласила фраза, «Желаю тебе быть безумно любимой». В шестнадцать лет она не догадалась, чем ей так не понравилась эта фраза. Теперь она это знала: пассивной формой глагола. Она-то хотела отдавать любовь, а не получать её. Она охладевала от одной мысли быть нужной, необходимой, быть объектом обожания. Наоборот, обожать до безумия, чувствовать бесконечную жажду и откладывать её утоление (ненавистное утоление) – вот чего желала она. И поэтому ей нужен был мужчина, не падкий на женщин. Мужчина, которому хватило бы деликатности и умения внушить ей, что в ней не нуждается. Мужчина, который никогда бы не ждал встречи с ней, потому что ему хватало того, что есть. Мужчина, который, хоть у него не было ничего, не нуждался ни в чём. Мужчина, готовый ставить свою свободу превыше всего, даже превыше неё. То есть, одним словом, тот, кого она, сама того не зная, всегда искала: кто-то, кто в ней не нуждался.