Рона Цоллерн - Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 4. Между собой настоящим и прошлым

– Давай, давай, доплывешь!

– Не могу!

– Рот закрой и плыви!

– Все! Помоги!

Артур встал на дно, ему было по плечо.

– Издеваешься? Ну берегись!

– О! Силы еще есть! – Артур увернулся от Доминика и макнул его. – Давай нырять учится!

– Нет! Все! Сдаюсь! – он вцепился в руку Артура и тот поволок его к берегу как селедку.

Эмма смотрела, как они вышли из воды – мальчишка еле волочил ноги, сделав пару шагов, он рухнул лицом в песок, потом поднял физиономию с зажмуренными глазами и стал отплевываться и отряхиваться.

– Смотри за Марго, – сказал ему Артур и подошел к Эмме, протянул ей руку. – Твоя очередь!

– Далеко поплывем?

– На край света.

_______

За столом гомонили, разноголосый шум качался над головами и уходил в волны, которые пытались вытеснить его обратно на берег. Звуки разбухали, хлопали, как раздуваемое полотно и иссякали, уступая рокоту прибоя, как всякая суетность растворяется в медленном вечном дыхании жизни. И в этом колыхании, она слышала свой маленький шепот «Я не люблю тебя» и его огромное «Я знаю». Понял ли он, что она сказала именно потому, что сегодня впервые пожалела об этом, что утром почувствовала всю несправедливость этого и желание это переменить.

Дети уже убежали из-за стола, Бусинка, соблазненная новой компанией, нерешительно сползла с колен Артура и пошла к мальчикам, которые закапывали в сухой песок ступни и потом угадывали, где под песком чьи ноги.

Артур все время сидел очень тихо, только иногда отвечал на чьи-то вопросы, подливал вина тем, кто сидел рядом, но сам почти не пил и не ел ничего. Эммануэль было тревожно, его молчание набирало силу, становилось страшным. Он почти исчез в том, что хранилось в чреве огромного темного кита.

–…поздравим Артура, – услышала она, – с тем, что он встретил такую красавицу, пожелаем им счастья!

Гул перерос в звон, Артур поднялся и молча смотрел на двигающиеся рты, на руки, сталкивающие приборы с бокалами. «Свадьбу, немедленно сыграем свадьбу… сыграем…» – слышалось ему из далекого-далекого дня.

Эмма вспомнила вечер, когда они познакомились, тогда ей казалось, что он отгорожен от всех прозрачной ледяной стеной, из-за которой не в силах выбраться, и которую она неожиданно для себя растопила. Она увидела, что рука его покрылась мурашками. В шуме образовалась пробоина – он сдержанно сказал «Спасибо!», и тогда под разочарованные возгласы она поднялась, чуть загораживая его собой, взяла его руки и сложила у себя на животе.

– Вы его смутили, – громко и весело сказала она.

Гам снова радостно пошел вверх, словно пена из бокала.

– Ты что, Артур, не знаешь, что надо делать, когда поздравляют тебя и твою невесту? – выкрикнул пожилой мужчина с шальными темными глазами.

– Я еще никогда не женился, – серьезно ответил Артур, крепче прижав к себе Эммануэль. – Вот ты, Морис, женился…

– Три раза! – вставил кто-то.

– … так покажи пример. Я поздравляю тебя с тем, что ты встретил очаровательную Франсин. – Вокруг захохотали. Все видели, что пока накрывали стол, Морис успел побраниться с женой.

– Ну-ка вставай, – повелительно сказал Морис своей женщине, она неуклюже поднялась, звон возобновился. – Всему их учить надо! – он взял в ладони ее голову и смачно поцеловал жену под общий гогот. – Моя Ксантиппа! – так он стал называть Франсин после того, как приезжавший на верфь Роланд рассказал ему о Сократе и его супруге.

– Порепетируем? – шепотом спросила Эммануэль. Обычно Артур скрывал от посторонних любые проявления нежности, это казалось ей старомодным, но милым, потому что когда они оказывались одни, он не хотел отпускать ее, она нужна была рядом постоянно. – А то скоро свадьба…

– Все прояснилось?

– Да. – Она повернулась и смотрела ему в глаза.

– Море…

Хлопнула пробка, девушка вскрикнула, и он приник к ее губам, словно хотел выпить этот острый возглас.

_______

Щелкнула дверь. Эммануэль подняла голову, с удивлением обнаружив, что одна.

– Артур?

Он вошел в комнату.

– Ты куда ходил? – вчерашние слова Доминика о том, что ночью он пойдет к Мари, вдруг врезались ей в горло, и она на секунду забыла, как дышать.

– Я никуда, это Доминик вернулся – нагулялся.

Пытаясь найти улики, она изучала его одежду. Да, он был дома, во всяком случае, он давно дома, не сейчас пришел.

– Ты что совсем не спал?

– Не мог заснуть.

– И что ты делал?

– Я… сидел здесь, смотрел на тебя.

– Это не честно смотреть на людей, когда они спят! Это неправильно, так нельзя делать!

– Прости, я сначала хотел уйти, но когда ты спишь, ты такая…

Снова ее раздражение растворилось в его любви как горстка соли в воде. Она улыбнулась, выбралась из-под одеяла и перебралась к нему на кресло.

– Что всю ночь просидел?

– Нет, потом я пошел к Марго – ей что-то приснилось, она заплакала так жалобно. Побыл у нее, хотел сюда вернуться, но побоялся тебя разбудить. Когда входишь в комнату, где человек спит, словно проделываешь собой дыру в его сне, и сон пугается и начинает сквозь эту дыру утекать, даже если ты очень тихо себя ведешь и не шевелишься, само присутствие неспящего мешает тому, кто спит. Поэтому я пошел на кухню и сидел там, читал.

– Почему ты не спал?

– Когда волнуюсь или о чем-то думаю неотвязно, не могу заснуть.

– О чем?

– Много о чем, так не расскажешь.

– Скажи, что было вчера? Почему ты был таким? Ведь ты доверяешь им, они любят тебя, да они… они просто боготворят тебя…

– Знаю. Прости, я вел себя…

– Ты был в каком-то воспоминании… тяжелом, да?

– Да, прости.

– Прощу, если расскажешь, – пора было пускать в ход клещи. – Давно это было?

– Пять лет назад. Тогда… я тогда… в общем, первый раз собрался жениться. Все очень странно было и плохо закончилось.

– Вы расстались.

– Нет, совсем плохо. Ладно…

Артур очень коротко, тщательно выбирая слова, рассказал ей про Кэт.

– Господи, как же… Она… послушай, разве она тебя любила?..

– Она словно пыталась ухватиться за какую-то соломинку, так меня обо всем расспрашивала, что и как будет, словно надеялась на что-то, но я, видно, не смог оправдать ее надежды… Я, наверное, все делаю как-то не так, меня поэтому невозможно любить, ну еще как брата или друга, может быть, а вот… Ну что ты?

– Нет! Нет-нет-нет! – Эммануэль прижалась к нему и сквозь всхлипы сдавленно повторяла свое «нет», потом вдруг отстранилась от него, словно вспомнив что-то такое, что изменило ход ее мыслей, посмотрела ему в глаза, снова обняла. – Так не может быть! Это несправедливо! Так быть не должно! Ты лучше нас!

– Маню, разве можно так? Как можно решить, кто лучше кого.

– Я могу для себя решить! Помолчи! – она закрыла ему рукой рот. – Я знаю, что ты лучше меня, ты лучше Роланда и еще многих моих знакомых! Тебе, наверное, в детстве такое часто говорили, – она осторожно пыталась разворошить тот пепел, который покрывал его боль, пытаясь расчистить от него свою догадку. – Ты делаешь не так, говоришь не так, одергивали, даже когда ничего плохого не натворил, да?