Юнас Хассен Кемири - Отцовский договор

Утсиктен 9 . Залогинивается на сайте налоговой службы и запрашивает отсрочку для журналиста-фрилансера и реставратора, которые подзадержались со своими счетами. Составляет список задач – что нужно успеть ко дню рождения дочки к следующему воскресенью.

Напомнить родителям, которые еще не ответили на приглашение. Подготовить игры. Купить шарики, бумажные тарелки, серпантин, трубочки, сок, все нужное для торта. А еще веревку и прищепки для розыгрыша подарков. Он смотрит в окно. Ничего страшного. Ничего не случилось. Папа просто задерживается.

Когда-то в дни папиного приезда сын встречал сестру на Центральном автовокзале в Сититерминалене. Они садились на скамейку в здании вокзала так, чтобы через стекло видеть автобусную остановку напротив, иногда спиной друг к другу, иногда один клал голову другому на плечо или на колени. Сын посматривал на станционные часы и думал, когда же появится папа, а сестра бегала в Pressbyrå за малиновым смузи, бутербродом или латте в одноразовом стаканчике. Он снимал наушники и давал сестренке послушать новые песни Royce da 5’9’’, Chino XL и Jadakiss . Сестра, позевывая, стаскивала наушники и продолжала прерванную беседу об интимной гигиене с какими-нибудь старушками, поджидавшими ночной автобус до Варберга. Сын, который тогда еще не был папой, вставал и подходил к окну. Сестра, которая тогда еще не была мамой, вытягивалась на скамейке, подложив сумочку себе под голову вместо подушки, и засыпала. Каждые пятнадцать минут подъезжал новый автобус из аэропорта. А папы все не было. Сын садился, вставал, опять садился на место. Охранник расталкивал уснувшего бомжа. Парочка таксистов играла в крестики-нолики или обсуждала ставки на бегах. Какие-то заплутавшие туристы выходили из автобусов, шли в одну сторону, потом возвращались и устремлялись в другую. Он наблюдал за спящей сестрой. Как она может спокойно спать? Она что, не понимает, что происходит? Их папу схватили. Военные остановили его прямо в ту минуту, когда он садился в самолет. Они попросили его предъявить паспорт, обвинили в том, что он тайный агент, контрабандист, член оппозиции. А сейчас он сидит взаперти в сырой камере и пытается доказать военным, что он не родня тому парню, который поджег себя в тюрьме в знак протеста против действующего режима.

– Семья у нас большая, – говорит он. – И фамилия у нас распространенная. Я же не политик, я торговец.

А потом улыбается своей обезоруживающей улыбкой. Если кто и может кого уболтать, чтобы не угодить в тюрьму, так это его папа.

– Сядь и успокойся, – говорила сестра, очнувшись ото сна. – Подыши. Все хорошо.

– Девяносто минут, – отвечает сын, качая головой. – Странно ведь: самолет приземлился девяносто минут назад, а его до сих пор нет.

– Успокойся, – говорила сестра и усаживала его на место. – Ничего тут странного. Сначала ему надо дождаться, пока все выгрузятся из самолета. Потом он соберет оставленные газеты и непочатые бутылочки с вином. Потом зайдет в свою любимую уборную, потом заберет чемодан и все проверит. И если на чемодане обнаружится хоть одна царапинка, а без этого не обходится, то он займет очередь в службу розыска багажа, так ведь?

Сын кивал.

– Он заявит о том, что ему повредили багаж при транспортировке, а сотрудники этой службы будут стоять в растерянности, не понимая, серьезно он говорит или шутит, ведь чемодан у него времен второй мировой, если не старше. Они скажут, что не возмещают ущерб за естественный износ, а он рассердится и будет кричать, что клиент всегда прав.

– Если только тетка на стойке не будет молодая и красивая, – возражал на это сын.

– Точно, – говорила сестра. – Тогда он улыбнется и скажет, что все понимает.

– А потом? – спрашивал сын, тоже улыбаясь.

– Потом он пройдет таможенный контроль, – продолжала сестренка. – И какой-нибудь неопытный таможенник решит, что он что-то прячет. Его остановят. Начнут задавать вопросы. Попросят пройти в маленькую заднюю комнатку и показать содержимое чемодана.

– И что же они там найдут?

– Да ничего. Сумка почти пустая. Типа пара рубашек и поесть чего-нибудь. Он всегда так долго, – говорит сестра. – А ты вечно изводишь себя попусту.

Они продолжают сидеть молча. Подъезжает автобус. Потом еще один. Когда он трогается от остановки, на тротуаре стоит папа. Всегда в одной и той же одежде. Все в том же лоснящемся пиджаке. В тех же стоптанных ботинках. С тем же чемоданом и с той же улыбкой, и первый вопрос у него всегда один:

– Плащ мой прихватили?

Дочь с сыном выходят на улицу через двойные двери. Они помогают ему надеть плащ и берут чемодан. Говорят «Добро пожаловать домой» и всякий раз сомневаются, а уместно ли для такого случая слово «дом».

Папа, который дедушка, выходит в зал прилетов. Он бросает взгляд в сторону встречающих. Все лица расплывчатые, как у преступников на камерах видеонаблюдения.

Молодые женщины пьют чай из одноразовых стаканчиков. Бородатые мужики в слишком узких штанах уткнулись в телефоны. Парочка нарядно одетых родителей несет плакат, который они еще не успели развернуть, а родственник снимает их на камеру. Его вертикально выставленная рука похожа на застывшую в стойке кобру.

Несколько мужчин с букетами держат в руках запасные куртки. Папа таких знает. Встречал раньше. Это шведы, которые ждут своих тайских женушек. Знакомятся в интернете и делают предложение, даже не увидевшись, а теперь вот стоят тут с куртками, чтобы показать, какие они хорошие, и чтобы девицы эти не ошалели сразу от холода. Но приличный мужик не будет выписывать себе в жены потаскушку не пойми откуда, думает он и идет дальше к выходу. Он не ищет взглядом своих детей, он знает: их здесь нет. И все же отмечает про себя, что блуждает взглядом по залу. Глаза надеются.

Он видит большую африканскую семью, у всех мужчин вид наркодилеров. Видит пакистанского паренька, под глазом у него родимое пятно, он моргает, как будто нервничает или только что проснулся. Гомик, наверное. Сразу видно по тесной рубашечке и пушистому шарфику. Дедушка идет дальше, мимо ночных забегаловок, мимо таксистов с табличками в руках, на них шведские фамилии или английские названия компаний. Мимо закрытого на ночь обменника валюты и колонны, оклеенной по кругу широкой зеленой лентой, которая сообщает, что именно здесь находится дефибриллятор. Что еще за хренов дефибриллятор? И если уж этот дефибриллятор так важен, почему его не выставят в каждом аэропорту мира? Но нет. Ведь это только здесь, в этой уму непостижимой стране, политики решают, что для полной безопасности залу прилета непременно нужен дефибриллятор.

Дедушка, который больше не чувствует себя папой, катит тележку по направлению к автобусной остановке. Он выходит на улицу под порывы ветра. Всю свою жизнь он то прилетал, то улетал из этого аэропорта. В солнце, в дождь, зимой, летом. И всегда одно и то же. Ветер на выходе из пятого терминала никогда не стихает. Шквальный ветер, какая бы ни стояла погода. Шарфы он превращает во флаги. Плащи в юбки. Он такой неистовый, что люди в ожидании автобуса прячутся меж цементных колонн, чтобы не начать невольный танцевальный номер: два шага направо, шаг вперед под хохот и подвывание ветра в такт.