Луиза Нилон - Снежинка

Билли не религиозен. Это единственная месса в году, которую он посещает из уважения к памяти родителей. Он следит, чтобы могила была прибрана, а цветы политы. На Рождество он приносит им пуансеттию, а сейчас надгробие украшал горшок с желтыми примулами. Примулы были любимыми бабушкиными цветами.

Я явилась сюда не ради бабушки с дедушкой. А чтобы хоть одним глазком взглянуть на парня, который стоит позади всех на мессе. Я видела, как он пришел вместе с семьей. В спортивной футболке и джинсах. Для ирландского лета кожа у него была слишком загорелой – наверное, ездил куда-то отдыхать. Я поглядывала в сторону могилы его деда. Парня заслоняло надгробие, но из-за камня торчал кончик локтя – самого божественного локтя, который я когда-либо видела.

Будто почувствовав, что я на него смотрю, он вышел из-за камня, и я отвела глаза. И в результате столкнулась взглядом со своей старой учительницей фортепьяно. Улыбнувшись, она снова опустила взгляд себе под ноги. Мне стало стыдно, что я не улыбнулась в ответ. Туалет у Одри Кин – самый красивый из всех, в каких я бывала в жизни. Я вечно проводила там по пол-урока. Она наверняка думала, что у меня жуткий цистит. Помню, как я вдавливала указательный палец в восковые ароматические свечи на бачке унитаза и подставляла палец под кран, изумляясь, что не чувствую воду сквозь воск.

Билли перестал водить меня на уроки фортепьяно после того, как кто-то сказал ему, что Одри Кин побывала в реабилитационном центре. Алкоголиком в нашем приходе быть не зазорно, если только ты не лечишься. Местные считают пристрастие к бутылке способом выживания. Продолжай Одри тихонько выпивать у себя дома, люди по-прежнему отправляли бы детей к ней на уроки. Проблема Одри была в том, что она признала, что у нее есть проблема, да не с чем-нибудь, а с алкоголем, любовь к которому питали все без исключения.

Сколько бы я ни пыталась, я не могла представить свою учительницу пьяной. По ночам я лежала без сна, пытаясь совместить в воображении эту безупречно одетую леди с тонкими пальцами и тихим голосом, терпеливо показывавшую мне, как сыграть гамму до-мажор, и осовелых толстопузых мужиков, которых я видела в пабе. После реабилитационного центра она стала меньше следить за внешностью и перестала красить волосы. По-моему, седина ей идет. Интересно, давно ли она в завязке и завязала ли вообще.

Луна взошла рано. Полумесяц скользнул на небо, словно выкатившаяся из щели монета. Почувствовав на щеке каплю дождя, я мысленно прокляла погоду за то, что та испортилась прежде, чем окончилась месса. Я ждала новых капель, но дождя все не было. В этом ощущалось нечто значительное – крохотный кусочек тучи упал с неба, будто благословение.

Я теряю студенческий билет, кошелек или телефон не реже раза в день. Происходит это всегда одинаково. Я хлопаю себя по карманам. Проверяю пальто. Вытряхиваю сумку. Мысли несутся вскачь, мозг закипает, становится трудно дышать. Я чувствую, что у меня горит лицо. В горле встает комок, руки трясутся, и я отключаюсь от происходящего. Бегу или быстрым шагом иду сама не зная куда. Мне доводилось пропускать лекции, потому что я искала студенческий. Однажды я не ела целый день, пока не обнаружила свой телефон в бюро находок на станции Коннолли. Я обняла бариста, который нашел мой кошелек в туалете «Старбакса». Эти воссоединения с вещами проходят трепетно, особенно после долгой разлуки. Я смотрю на них и обещаю, что на этот раз все будет по-другому. Я буду беречь их как зеницу ока. Словно безответственный отец, я клянусь, что больше никогда-никогда их не брошу.

Парень на посту охраны мог бы уже меня запомнить, но мне все равно пришлось показать на свой в ряду потерянных студенческих, выставленных с внутренней стороны окна.

– Это мой!

На фото я выгляжу как ребенок. Парень сунул билет в лоток под окошком.

– Огромное спасибо, – сказала я. – Больше не повторится.

Он отхлебнул кофе и отвернулся, чтобы поболтать с сидящим рядом сослуживцем.

Сжав пластиковую карточку в руке, я снова обрела способность дышать.

Я направилась к балкону рядом с раздвижной дверью, но как раз закончилась лекция, и мне пришлось остановиться, чтобы пропустить выходящих. Они смеялись – все как один – и прекрасно себя чувствовали, пока я болталась как неприкаянная, паникуя и теряя вещи.

Сама не знаю, почему я паникую. Вроде и поводов нет. Целыми днями я только и делаю, что теряю свои вещи и опять их нахожу. Мне уже кажется, что некая часть меня поступает так нарочно. Я угодила в порочный круг. Это самая будничная форма самосаботажа.

Чтобы передохнуть, я пошла в туалет, встала в очередь и мельком увидела в зеркале свое отражение. Под глазами залегли синие тени. Я вымоталась от постоянных жалоб самой себе. С начала учебы в колледже я сплю гораздо больше обычного, но такой сон только утомляет. По части сна я уже почти догнала маму. Прошлой ночью проспала четырнадцать часов и все равно хочу лечь в постель, как только вернусь домой.

Я приложила ладони к лицу, чтобы остудить щеки. Из кабинки вышла женщина. Я бросилась в освободившуюся кабинку, закрылась от остального мира и, сидя на стульчаке, стала ждать, когда мне полегчает.

Скамейки перед гуманитарным корпусом предназначались для студенческих компаний, курильщиков и голубей-акселератов, высматривающих пищу. Меня пугают даже голуби.

– Дебби!

Наверняка это Ксанта. Моя единственная подруга. Подруга? Знакомая? Девушка, которая знает меня по имени? Я обернулась, но ее не увидела.

– Дебби!

– А, привет!

Она сидела на скамейке с каким-то парнем. Он обнял ее одной рукой.

– Дебби, это Гриффин.

– Приятно познакомиться, Дебби. – Гриффин протянул ладонь, я пожала ее и продолжала робко стоять, пока он не показал мне на другую сторону скамьи. – Садись.

Я опустилась на скамейку, чувствуя себя как на собеседовании.

– Первый курс? – спросил он, показав на «Антологию американской литературы» Нортона у меня в руке.

– Ага.

Он кивнул:

– Ты в курсе, что в букинисте Нортона можно купить от силы за десятку?

– Серьезно? Я за него только что в «Хоггис Фиджесе» целое состояние отвалила!

Они засмеялись.

– Или как там их контора называется… – Я покраснела, поняв, что переврала название.

– Всегда можно вернуть.

– Да ну, гемор. Вообще они там такие любезные. Еще и поставили мне несколько штампов в карту постоянного покупателя.

– Святая правда. Стоит туда зайти, как хочется скупить весь магазин. Ничто не сравнится с запахом новой книги, – сказала Ксанта.

Гриффин обнюхал мою сумку.

– Пахнет дорого, – подытожил он, стряхивая пепел с сигареты.