Мэриэнн Кронин - Сто лет Ленни и Марго

– Ты в порядке? – спросил отец Артур, и я рассмеялась.

– Я… ты… не… – он прокашлялся и предпринял вторую попытку: – В часовне так тихо в последние дни.

Я кивнула.

– Мне не хватает твоих… – отец Артур подыскивал слово, но я не стала ему помогать.

– Как звали того дядьку из Библии, у которого было два сына, а он любил только одного?

– Что-что?

– Ну того, с двумя сыновьями. Один всегда слушается отца, а другой сбегает из дому. Но потом беглец возвращается, и отец любит его больше, чем хорошего сына.

– Ах да, притча о блудном сыне.

– Никогда понять этого не могла. Хороший сын поступает правильно и ничего не получает. Плохой сын заставляет родителей страдать и тревожиться, однако, возвратившись, получает все что хочет.

Отец Артур наморщил лоб, но ничего не сказал.

– Это лишь подтверждает, – продолжила я, – что беглецов любят.

– Правда?

– Ну конечно! Взять хотя бы нас с вами: я сбежала от вас, и вот вы здесь. А когда я каждый день приходила в часовню, и не думали меня навещать.

– Полагаю… – Он смотрел на меня пристально, словно пытаясь точно высчитать, насколько я уже его простила и много ли еще осталось.

– Мне кажется, Ленни, это притча о задающих вопросы, такая в ней мораль. Лучше задавать вопросы и возвращаться к Богу, чем не иметь никаких вопросов и быть религиозным только на словах. – Он нахмурился, вздохнул, а потом вздохнул еще раз, будто первый вздох послужил лишь напоминанием о том, как приятно вздыхать. – Насчет Дерека не предупредил, прости, – добавил отец Артур, помолчав. – Не ожидал, что ты так… расстроишься.

– Я и не расстроилась.

– Ну да. Разумеется.

– Я рассердилась.

– Ой! Я собирался сказать тебе про Дерека и что ухожу, я просто не…

– Он ведь дал кому-то рыбину?

– Дерек?

– Нет, отец блудного сына. Он ведь вручил хорошему сыну рыбину, а плохому – всю свою империю?

– Нет, по-моему…

– А по-моему, да. По-моему, так и было: хорошему сыну – рыбину, а беглецу – целую бизнес-империю.

– М-м-м…

– Ну же, отец Артур! Вам бы надо получше ознакомиться с первоисточником. Блудный отец смотрит на вас с неба – в одной руке держит рыбину, другой обнимает сына-беглеца и удивляется, что это вы религию продаете, а о чем она рассказывает – не знаете.

– Я ничего не продаю.

– А надо бы. Куда годится такая бизнес-модель – все даром раздавать?

Он рассмеялся, а потом улыбка стекла с его лица, будто вода.

– Поверь, я не хотел тебя обмануть. Или рассердить.

– Верю. Эй, это что, правда дня?

– Да.

– Мне нравится.

– Спасибо. Послушай, мне еще несколько месяцев предстоит отслужить в часовне, и я подумал…

– Так значит, полезно иногда убежать?

– У меня от тебя голова разболится.

– Сбежать. Хочешь сбежать – сбегай, и тебе воздастся – вот о чем сообщает нам блудный сын.

– Не уверен, что…

– Отец Артур?

– Что, Ленни?

– Мне надо убежать кой-куда.

Есть различия между “сбежать” и “убежать”. Море различий, но никто о них и знать не хочет. Будешь, говорят, и дальше сбегать – ограничим количество посетителей. Только это их интересует. Но разве можно сбежать, не выходя из больницы? А я не выхожу.

На самом-то деле убежать от отца Артура я не могла – бедро, пострадавшее в столкновении с Временной Сотрудницей, еще болело. Поэтому, сунув ноги в Обычные Повседневные тапочки, я тихонько поковыляла к месту назначения. Отец Артур не пустился в погоню, проявив великодушие, ведь ходил он уж наверное быстрее, чем я, и догнать меня, не дав даже выйти из палаты, ему было неловко.

Империю я не хотела и с отцом Артуром с удовольствием поговорила бы еще, но убегала все равно, просто потому, что стремилась в другое место.

Заглянув через окошечко в двери в Розовую комнату, я увидела Пиппу, которая, держа на весу лист бумаги, объясняла что-то пожилой аудитории из трех человек. Она указала пальцем на край полотна, а потом резким, размашистым движением опустила ладонь вниз. Закончив объяснять, отложила бумагу, и тут только махнула мне рукой и поманила внутрь.

Я вошла, еле ноги волоча, и почувствовала, что все взгляды устремились на меня и мою розовую пижаму. Надо было все-таки Лучшие Воскресные тапочки обуть.

– Ленни, привет!

– Привет, Пиппа!

– Что это тебя привело?

Я попыталась сформулировать, что именно меня привело. Один человек, умерший давным-давно, и два его неодинаково любимых сына. Рыбина. Священник. Непреодолимое желание делать что-нибудь еще, а не только сплавляться мысленно по реке… Аудитории гериатрического профиля все это вряд ли показалось бы вразумительным.

– Порисовать хочешь? – спросила Пиппа.

Я кивнула.

– Бери стул, а я принесу бумагу. На этой неделе тема – звезды.

Я оглянулась в поисках места, а она тут как тут. Сидит себе сзади на столе, в стороне от всех. Одета в темно-фиолетовую кофту, волосы, стальные как десятипенсовик, поблескивают на солнце, глаза устремлены на лист бумаги, где она рисует что-то там кусочком угля. Лилово-розовая злодейка, сиреневоголубая преступница. Старушка, укравшая нечто из мусорного ведра.

– Вы! – воскликнула я.

Она оторвалась от рисунка, подняла голову и одно кратчайшее мгновение рассматривала меня, наводя резкость. Потом узнала и обрадовалась:

– Ты!

Я подковыляла к ее столу.

– Меня зовут Ленни.

И протянула руку.

Она отложила кусочек угля, пожала мне руку.

– Рада познакомиться, Ленни. Я Марго.

Ее перепачканные углем пальцы отпечатались на тыльной стороне моей ладони.

– Спасибо, – сказала она. – Ты мне очень помогла.

– Пожалуйста. Я не сделала ничего особенного.

– Нет, кое-что ты сделала. Сделала. Хотелось бы отблагодарить тебя как следует, но теперь у меня за душой лишь пара пижам да недоеденный кекс.

Она показала рукой – присядь, мол, – и спросила:

– Как ты тут оказалась?

Она имела в виду Розовую комнату, конечно, но я считаю, что прямота лучше всего, поэтому сказала правду:

– Говорят, я умираю.

Повисла пауза – Марго глядела на меня изучающе. Не поверила как будто.

– Заболевание, ограничивающее продолжительность жизни, – пояснила я.

– Но ты такая…

– Юная, да-да.

– Нет, ты такая…

– Невезучая?

– Нет. – Она все еще смотрела на меня недоверчиво. – Ты такая живая.

Подошла Пиппа, положила нам на стол кисточки.

– И о чем мы тут беседуем?

– О смерти, – ответила я.

Увидев, какая складка образовалась на лбу у Ниппы при этом слове, я подумала, что ей бы надо взять выходные и сходить на курсы, где учат обходиться с мертвыми и умирающими. Долго она в больнице не проработает, если даже слышать этого слова не может. Пиппа присела на корточки у стола, взяла кисть.