Сара Пеннер - Тайная лавка ядов

Но когда я вошла в бледно-голубую гостиную госпожи, она закрыла за мной дверь, только лишь улыбнулась и пригласила сесть рядом с ней за письменный стол. Потом открыла книгу и положила рядом чистый лист бумаги, перо и чернильницу. Указала на несколько слов в книге и попросила меня их выписать.

Я обращалась с пером неловко, крайне неловко, но придвинулась к странице и тщательно срисовала слова, со всем старанием. Миссис Эмвелл внимательно за мной наблюдала, пока я работала, сдвинув брови и опершись подбородком на руки. Когда я закончила с первыми словами, она выбрала еще несколько, и я почти сразу заметила, насколько лучше у меня теперь получается. Госпожа, должно быть, тоже это заметила, потому что одобрительно закивала.

Потом она отложила лист и взяла книгу. Спросила, понимаю ли я какие-то слова, и я покачала головой. Тогда она показала мне слова покороче – она, воз, лук – и объяснила, как из буквы получается звук и как слова, выстроенные на бумаге, могут передать мысль, рассказать историю.

Как чародейство, подумала я. Оно было всюду, стоило только присмотреться.

В тот день в гостиной у нас был первый урок. Первый из бесчисленных уроков, иногда дважды в день – потому что болезнь моей госпожи, которую я заметила в конторе по найму, ухудшилась. Руки у нее так дрожали, что она уже не могла сама писать письма, и ей нужна была для этого я.

Время шло, я работала в кухне все меньше и меньше, и миссис Эмвелл часто звала меня к себе в гостиную. Остальная домашняя прислуга приняла это скверно, Салли – хуже всех. Но я из-за этого не тревожилась: моей госпожой была миссис Эмвелл, а не Салли, и разве могла я отказаться от конфет с ганашем, и лент, и уроков письма в гостиной у камина?

У меня ушло много месяцев, чтобы научиться читать и писать, и еще больше, чтобы выучиться говорить не как деревенская девчонка. Но миссис Эмвелл была чудесной учительницей: ласковая, с мягким голосом, она брала мою руку в свою, чтобы рисовать буквы, и смеялась со мной, когда перо срывалось. Вся тоска по дому исчезла; мне стыдно признаваться, но я не хотела больше видеть ферму, никогда. Я хотела остаться в Лондоне, в великолепной гостиной своей госпожи. Те долгие дни за письменным столом, когда меня тяготили только взгляды завистливых слуг, стали одними из лучших моих воспоминаний.

Потом что-то изменилось. Год назад, когда лицо у меня стало не такое округлое, а край корсажа сделался туговат, я не смогла больше этого не замечать: ощущение еще одного взгляда, нового, ощущения, что кто-то слишком пристально за мной наблюдает.

Мистер Эмвелл, муж моей госпожи. По причинам, которые я понимала очень смутно, он начал оказывать мне знаки внимания. И я была уверена, что госпожа это тоже уловила.

Время почти пришло. Боль в животе немного отступила; казалось, суета на кухне помогла. Я была благодарна, что так вышло, потому что исполнение того, чему научила меня Нелла, требовало осторожности и уравновешенности. Неуклюжесть, над которой можно было посмеяться в гостиной у госпожи, сегодня дорого бы мне обошлась.

Два яйца поменьше скворчали на сковородке. Жир брызнул мне на фартук, пока белые края яйца пузырились и закручивались. Я стояла тихо, сосредоточившись, потом переложила яйца на тарелку, когда края стали медового цвета, как раз как любила госпожа. Тарелку я накрыла салфеткой и отставила подальше. Потом несколько минут занималась подливкой, как предложила Нелла.

Когда подливка загустела, я поняла, что настало последнее мгновение, когда я могу предотвратить то, чего еще не сделала, выдернуть нитку, которую еще не вшили в ткань. Если я продолжу, то стану вроде тех людей в Тайберне, про которых слышала на ярмарках в день казни: преступницей. При мысли об этом по коже у меня побежали мурашки, и я ненадолго задумалась, не солгать ли госпоже – не сказать ли, что яд в яйцах был слишком слабым.

Я покачала головой. Такая ложь будет трусостью, и мистер Эмвелл останется жив. План – который привела в действие миссис Эмвелл – сорвется из-за меня.

Я сегодня вообще не должна была заходить на кухню. На прошлой неделе Салли попросила у миссис Эмвелл несколько дней отпуска, чтобы навестить занедужившую мать. Госпожа с готовностью согласилась и после позвала меня в гостиную на урок. Только это был урок не чистописания и не составления писем; он был о тайной аптечной лавке. Госпожа велела мне оставить записку в бочонке ячменя сразу за дверью номера три по Малому переулку, в записке нужно было назвать день и время, когда я вернусь за лекарством – смертельным, разумеется.

Я не спросила госпожу, почему она хочет навредить мужу; предположила, что это из-за того, что случилось месяц назад, сразу после Нового года, когда госпожа уехала из дому и провела день в зимних садах возле Ламбета.

В тот день миссис Эмвелл попросила меня разобрать пачку писем, выдала мне несколько десятков, прежде чем отправиться в сады, но я не смогла исполнить назначенное из-за головной боли. Позже тем утром мистер Эмвелл наткнулся на меня, я была в слезах; давление за глазами стало почти невыносимым. Он настоял, чтобы я пошла к себе и поспала. Через несколько минут он предложил мне выпить то, что, как он сказал, поможет, и я втянула резкую, медового цвета жидкость так быстро, как только могла, хотя от нее у меня перехватило дыхание и я закашлялась. Она походила на бренди, которое госпожа иногда отпивала из бутылки, хотя я не могла постичь, как кто-то по своей воле станет такое пить.

Я переспала головную боль в тишине и уютном солнечном свете у себя в комнате. В конце концов я проснулась от запаха животного жира – сальной свечи – и прикосновения прохладной руки госпожи ко лбу. Боль ушла. Миссис Эмвелл спросила, сколько я проспала, и я честно ответила, что не знаю – легла я еще до полудня. Сейчас половина одиннадцатого вечера, сказала она мне, что означало, что проспала я почти двенадцать часов.

Миссис Эмвелл спросила, снилось ли мне что-нибудь. И хотя я покачала головой, на самом деле у меня всплыло смутное воспоминание, я была уверена, что это сон, который я видела пару часов назад. Я вспомнила мистера Эмвелла у себя в комнате под крышей; он снял толстую кошку с ее места у меня на кровати и вынес ее в коридор, потом закрыл дверь и подошел ко мне. Сел рядом, положил руку мне на живот, и мы стали разговаривать. Как я ни старалась, я не могла вспомнить, о чем мы говорили во сне. Потом он подвинул руку повыше, мимо моего пупка, и тут лакеи подняли шум внизу; пришли двое джентльменов, которым срочно нужно было переговорить с мистером Эмвеллом.

Я рассказала об этом госпоже, но сказала, что не знаю, во сне это было или на самом деле. Она так и осталась сидеть со мной, и лицо у нее было встревоженное. Она показала на пустой бокал из-под бренди, спросила, не мистер ли Эмвелл дал мне его. Я сказала да. Потом она склонилась ко мне, накрыла мою руку своей.