Ма Лао - История города Хулучжэня

И Ши вновь вернулся в школу. Ученики связали учителя Цуна. Он стоял на коленях на позорной трибуне, которую соорудили из сдвинутых парт, а под колени ему насыпали битого стекла. Ученики младших классов, подпрыгивая, отвешивали ему оплеухи, пена в уголках его рта из белой превратилась в красную.

И Ши не одобрял избиение учителя, предлагая ругать его. Половина учеников согласилась с И Ши, а вторая половина выразила категорический протест. Критические собрания стали проводить поочередно в двух разных формах. «Ругатели» во главе с И Ши только ругали, но не били. «Драчуны» во главе с Сунь Чжишу (по прозвищу Яичная Скорлупка) только били, но не ругали. «Драчуны» в качестве орудий критики использовали палки, плетки и ремни, избивая Цуна Большую Челюсть так, что на нем не оставалось живого места и он едва-едва дышал. А «Ругатели», воспользовавшись грязными выражениями, накопленными многочисленными поколениями жителей Хулучжэня, разделали Цуна Большую Челюсть под орех, заставив его потерять дар речи.

«Драчуны» ранили только плоть, а вот «Ругатели» трогали за душу. В конце концов Цун Большая Челюсть взмолился о пощаде, умоляя И Ши: «Ах ты, черепашье отродье, пускай уж лучше Яичная Скорлупка забьет меня насмерть. Не надо меня больше ругать!»

В Хулучжэне три года подряд свирепствовал неурожай, от голода вымерла пятая часть населения – практически столько же, сколько в общем количестве жителей составляла доля дураков. В каждой семье умер как минимум один человек, были и две семьи, в которых умерли все. Были и три семьи, в которых никто не умер – это были семьи деревенских кадровых работников. Прежде собирали тыкву величиной почти с нижний жернов, но в те три неурожайных года она вырастала не больше тарелочки. С деревьев ободрали всю кору, выкопали и съели все корешки, а кукурузный жмых и растертые стебли гао ляна стали знатным угощением для дорогих гостей.

Вся деревня страдала водянкой и вздутием живота, всех донимал кровавый понос.

И Ши в то время было всего десять с небольшим, целыми днями он отчаянно грыз свои руки, едва не обгладывая их до самых костей. Бабушка мазала ему пальцы куриным пометом, чтобы ее внука отпугивали грязь и вонь, и только благодаря этому его руки смогли уцелеть.

Бабушка И Ши принесла из теткиного дома маленький кусочек тыквы и тайком сунула его старшему внуку. И Ши жаль было заглатывать кусок целиком, и он медленно облизывал его языком.

– Вот будь я императором, я бы каждый день ел тыкву, большими-большими кусками, – сказал он бабушке. А потом спросил: – Бабушка, ты голодная?

Бабушка ответила, сглатывая слезы и улыбаясь:

– Нет, бабушка не голодная, бабушка всю жизнь тыкву ела, уже наелась.

На следующий день бабушка испустила дух. И Ши вытащил у бабушки изо рта липкий комок глины. «Ну и странная же бабушка, – подумал И Ши, – тыква, попав к ней в рот, превратилась в глину!»

Старика И подвергли критике за то, что он в свое время несколько дней прослужил счетоводом. Он уже оправдывался во время движения «четырех чисток», а теперь пришлось оправдываться заново. Для борьбы всегда нужен какой-то объект, и в этом городке кроме старика И, который когда-то мазал волосы рапсовым маслом так обильно, что оно стекало по шее, объектами борьбы стали еще два человека. Один – начальник производственной бригады, которому доводилось носить красные кожаные сапоги, второй – Ню Цзогуань, который носил зеленую форму и до создания Нового Китая работал почтальоном.

Красные кожаные сапоги Ван Личжэна, начальника производственной бригады, были символом власти. Сапоги эти сразу бросались в глаза и производили на односельчан глубокое впечатление. Не было в городке никого, кто не знал бы о «красных кожаных сапогах» – они стали вторым именем Ван Личжэна. Сапоги, которые Ван Личжэн носил на ногах, глубоко отпечатались в сердцах односельчан. Каждый Новый год по лунному календарю начальник Ван, обувшись в эти единственные во всём городке красные кожаные сапоги, обходил все дворы с поздравлениями, и сапоги эти доводилось видеть как минимум трем поколениям городка. Ван Личжэн надевал их всего раз в году, но они появлялись на его ногах уж без малого тридцать с лишним лет.

На зеленой форме Ню Цзогуаня, говорят, в два ряда были пришиты пуговицы из латунной меди, что тоже привлекало взгляды односельчан. Эта форма многих пугала, и поэтому, если у кого-то дома происходил конфликт или терялась какая-то вещь, урегулировать и проинспектировать это дело отправляли одетого в форму Ню Цзогуаня. Многие из жителей Хулучжэня считали, что форма – это чиновничья одежда, а человек, который носит чиновничью одежду, и есть самый настоящий чиновник – конечно, у него больше знаний и престижа, чем у простых людей.

От острого народного взгляда не утаится, где добро, а где зло, где правда, а где ложь. Те, кто мажет волосы маслом, носит униформу, обувается в кожаные сапоги, – те отрываются от коллектива, поэтому вполне естественно, что они стали мишенью всеобщей критики.

Больше всего расстраивался старый И: он-то не носил зеленую форму и не обувался в красные кожаные сапоги, он всего-то тайком от жены зачерпнул из чана да вылил на голову пару черпаков рапсового масла, что в результате и стало предметом целой серии разбирательств. Однако сильнее всего его удручало то, что его старший сын И Ши первым закричал: «Долой моего отца!»

Здание городской средней школы строили японцы. Дом из красного кирпича с черепичной крышей смотрелся куда солиднее жилищ рядовых селян. И зданий такого архитектурного стиля в городке тоже больше не было. Но люди не хвалили здание школы, а удивлялись «странности мелконосых», которые даже дома «на два фронта» строят.

«Мелконосыми» называли японцев, а «большеносыми» – русских. Жители городка видели только три типа иностранцев: японских чертей, советских красноармейцев и албанцев. О японцах и русских часто упоминали много повидавшие на своем веку старики, которые не только видели «мелконосых» и «большеносых», но и общались с ними. Однажды мимо городка проезжала экскурсионная группа из Албании, и все жители, от мала до велика, выстроились в шеренги вдоль дороги и, размахивая бумажными флажками, ритмично кричали: «Приветствуем, приветствуем, горячо приветствуем!» Старики были убежедны в том, что это русские, ведь выглядят они все одинаково, эти «большеносые».

И Ши был близок к тому, чтобы стать главарем городских бунтарей, но проблемы с образом жизни поставили крест на его политической карьере.

В те дни, когда весь городок с пылким энтузиазмом отстаивал революционный курс председателя Мао, никто не считал И Ши дураком. Односельчане забыли анекдот о том, как он на пальцах подсчитывал, сколько у него братьев, а некоторые даже хвалили его, называя перспективным, ведь он первым встал и крикнул: «Долой моего отца!» «Ругатели» во главе с И Ши были ближе обществу, чем «Драчуны» – так он и стал преданным сторонником лозунга «бороться на словах, а не на кулаках».