Деб Олин Анферт - Птичник № 8

Для Джейни было очень важно понять, в какой точке два “я” могли пересечься. Это была такая игра. Например, что если прежняя Джейни и новая одновременно произнесут одно и то же слово? Что если обе Джейни скажут – ну а почему нет? – скажут слово “привет” в одну и ту же секунду – в 14.04 по центральному поясному времени / 15.04 по восточному? Или вдруг в унисон обратятся к людям с одинаковым именем? Она произносила вслух имена мужчин, с которыми встречалась – “Билл”, “Коротышка”, “Трак”, – на всякий случай звала их по имени чаще, чем следовало, хотя сильно сомневалась в том, что подлинная Джейни могла встречаться и уж тем более спать с человеком по имени Трак. Или с женщиной, “Вики”, с длинными черными волосами. Джейни шептала имя ей в волосы: “Вики, Вики, Вики”, давая подлинной Джейни три лишних возможности выйти на связь.

Она думала об этом каждый вечер, когда ее начальник, Мэнни, выливал в раковину остатки кофе. “До завтра, Мэнни”, – говорила Джейни. Она пропевала это имя еще несколько раз себе под нос, пока Мэнни махал рукой и уходил. “Мэнни, Мэнни, Мэнни” – будто пыталась докричаться до другой Джейни, вынуждая ее отыскать кого-нибудь с таким же именем на ее перенаселенном далеком острове и таким образом выйти на связь.

– Ты что-то хотела? – спрашивал Мэнни, высунув голову из-за двери.

Это была фантастика наоборот. Джейни не интересовали сюжеты про разветвление будущего, где один неверный поступок запускает новую цепочку событий, далекую от изначальной. Такое она уже проделала и теперь испытывала на себе последствия. Ей были интереснее истории, в которых ты делаешь что-нибудь не так, но жизнь при этом остается прежней.

Наверняка это постоянно происходит. Ведь мы так много всего делаем одинаково, где бы ни оказались. Например, день за днем ходим по-большому в любой точке планеты. Бесконечно обуваемся и разуваемся. Здороваемся с бесчисленным множеством идиотов. Сочиняем тонны вранья, чтобы понравиться людям. Снова и снова ходим по коридорам, тыщу раз пишем свое имя. Столько всякой ерунды произносим за день, будто прокручиваем снова и снова одну и ту же песню. Предложения пересекаются то одним словом, то другим, врезаются друг в друга и снова расходятся. Если так посмотреть, то выходит, что большинство жизней протекают почти одинаково.

Джейни думала об этом как-то вечером, сидя на отцовском диване, по телевизору шло ток-шоу, в ноутбуке был открыт сайт с вакансиями. Мэнни то ли уволился, то ли перевелся на другое место, то ли умер, то ли переехал подальше от нее, когда, после шести вторников подряд в мотеле у выезда с трассы 67 сказал, что готов уйти от жены, и Джейни рассмеялась. К зиме ее уволили “на законном основании” за неподчинение новому начальству. Она скроллила страницу с предложениями работы все дальше и дальше, просматривая нестерпимо дерьмовые вакансии, на которые могла рассчитывать, будучи женщиной без образования и профессии, двадцати лет от роду, раньше состоявшей в шахматном клубе, раньше побеждавшей в дискуссионном клубе, раньше…

Конечно, существовала и третья версия жизни, о ней Джейни иногда тоже задумывалась, и вот сейчас ей это опять пришло в голову: версия, в которой Джейни была мертва. В той жизни она не отправилась в тридцатичасовое автобусное путешествие. Не познакомилась с отцом. Он так и остался для нее загадкой. (А разве это было бы так уж плохо? – задавалась она вопросом, бросая взгляд на него, тюленя. Он, конечно же, был тут как тут, с гамбургерами и газировкой, или с чем там еще.) Вместо этого она села в машину с матерью в тот самый день, и они обе разбились на трассе, когда переезжали через мост. (Куда мать ехала? Джейни столько раз думала об этом, но так и не смогла найти ответа. На бескрайних просторах там ничего толком и не было, разве что “Икеа”.) Если бы в тот день она погибла вместе с матерью, в мире не стало бы обеих Джейни. (А разве это было бы так уж плохо?)

Она домотала до самого последнего из сотен объявлений о работе. Отец протянул ей коробку картошки фри. Бросил на клавиатуру лист бумаги, сложенный втрое, – рекламную листовку.

– Решил взять, – сказал он. – В комнате отдыха у нас лежали.

Она взяла листок. На верхней стороне – фотография улыбающихся белых людей, некрасивых и одетых в униформу.

– Что это?

– Да так, ничего. Решил взять для тебя.

– Не надо ничего для меня брать, – сказала она и сунула листовку в щель между диванных подушек.

– Мама была бы рада, если бы ты чего-нибудь добилась в жизни.

– Мама была бы рада, если бы я стала… – Джейни вытянула бумажку обратно и прочитала под фотографией: – “контролером качества продукции птицефабрики”? Это что вообще за хрень?

Иногда, как вот сейчас, Джейни представляла себе умершую Джейни, ту, которая “трагически погибла” вместе с матерью в автокатастрофе. Она видела, как мертвая Джейни парит над землей и смотрит сверху на обеих Джейни: на ту, которая не умерла в Нью-Йорке, и ту, которая не умерла в Айове. Мертвая Джейни была высоко над головами, она называлась “верхняя Джейни”, и сейчас, пока новая Джейни в Айове произносила “контроль качества”, слова, крайне маловероятные в жизни прежней Джейни, верхняя Джейни смогла заглянуть к новой Джейни в голову и заметить, как пять секунд назад мысли ее забуксовали, когда отец произнес слово “мама”. Верхняя Джейни увидела, что слово “мама” впечаталось в разум Джейни, будто приклеенное утюгом. И, возможно, верхняя Джейни увидела прежнюю Джейни там, в Нью-Йорке, и, ну кто знает, вдруг в эту самую секунду у той в голове тоже возникло слово “мама”, потому что, к примеру, ее (их) мать только что вошла в дом, запыхавшись, и теперь стряхивала капли воды с дождевика и начинала что-то рассказывать, а прежняя Джейни смотрела на нее и во весь рот улыбалась. У Джейни в голове мелькнуло, что ведь тут совпали только мысли – и это вообще считается? – и могла ли верхняя Джейни разглядеть настолько тонкую связь между ними, прочную и хрупкую, как паучья сеть, и мысль эта была самая примитивная, та, которая первой возникает в сознании младенца еще до того, как он научится называть ее словом: мама .

– Стабильная работа, – продолжал отец. – Учебу оплачивают. Образование можно получить.

– Ни за что не буду делать то, что делаешь ты.

– Я не это делаю. Там перспектива развития.

– Я уже достаточно развилась, так что пошел ты.

Но как понять, мысли – это считается? Мысли, которые проносятся со скоростью света – мысли вообще похожи на свет? – и сопровождаются таким количеством всякого еще. Мысли – как рыболовные сети, тянут со дна песок и печаль, ил и боль. Она взглянула на листовку.

– У меня нет нужного образования.

– Можно без образования. У меня там знакомая.