Эмма Страуб - Здесь все взрослые

– Безглютеновое тесто, – объяснила Астрид. – Попробуй другое. Я буду паинькой, обещаю.

Портер зачерпнула ковшиком обычное тесто, бросила его на раскаленную сковородку – и кухню наполнил запах теплого масла. Берди приобняла Астрид и несколько минут не убирала руку, от которой исходило трепетное сияние. Наконец вниз под страхом смерти притащили Айдана и Захари, усадили за стол и заставили есть блины. Эллиот, поворчав минут пятнадцать, скрылся, и больше его не видели.

Начались последние перед школой выходные, и Портер потащила Сесилию по магазинам. Идти в восьмой класс в новой школе и в новом городе – вариант не идеальный, но есть неожиданный шанс для разгула фантазии, и как тут не обновить собственный наряд? Портер подумала: кем только она могла бы стать, будь у нее возможность раз в десять лет решительно менять свою жизнь – побриться налысо, провести полгода в стране, язык которой для нее – чистый лист. Портер знала многих, мужчин и женщин, живших так, будто их родители являлись призраками из другой галактики, безо всякого к ним притяжения, абсолютно над их поведением не властными. Портер казалось, что жить так – совсем не плохо, она точно жила бы в кайфе где-нибудь на Марсе. (Хотя даже и найди она способ добраться до Марса, там ее уже наверняка в костюме космонавта ждала бы Астрид, встретила бы ее на местном джипе и даже нашла бы место, где продают лучшее космическое мороженое.)

Любимый магазин Портер, секонд-хенд, находился в квартале от клэпхэмского вокзала. В отличие от Boutique Etc? и других магазинов для женщин, дышавших на ладан, секонд держался бодрячком. Магазин располагался в старом викторианском здании, и, несмотря на малую площадь, товаров тут было завались, на первом этаже мебель и прочая домашняя утварь, а на втором одежда – выцветшие футболки, платья из холстины, платья из синтетики в стиле диско. На самом деле Портер решила приодеть Сесилию, потому что дружит с Джоном и Рут Салливанами, первыми модниками в городе, и их сын идет в восьмой класс в ту же школу. Возможно, «дружит» – сильно сказано, Джон учился в одном классе с Эллиотом, но друзьями они не были, и когда Джон вырос в интересного мужчину с еще более интересной женой, Портер в их обществе иногда терялась, не знала, что сказать, они же всегда улыбались и раскланивались друг с другом. Дружить с Джоном и Рут в городе хотели все.

Портер толкнула Сесилию через скрипучую дверь магазина, зазвенел колокольчик – пришли покупатели. Портер по электронной почте написала, что они придут – ее первая попытка организовать встречу, и она надеялась, что Август тоже будет. Удивительное дело, дети твоих ровесников – уже подростки. Когда родилась Сесилия, у Ники самого еще молоко на губах не обсохло, никто ее не планировал, будто он и Джульетта понятия не имели, как на свет появляются дети. Они не подумали, что их жизнь решительно изменится, и вдруг оказалось, что она и не изменилась: ребенок всегда был пристегнут к телу матери или отца, и они таскали Сесилию с собой везде, на танцевальные представления, по музеям, вечеринкам и ресторанам. К трем годам на счету Сесилии было больше баров, чем у алкоголика со стажем длиной в жизнь. Родись ранний ребенок у Портер, она бы ему такое детство не устроила. Нет, она бы разливала молоко по унциям, считала пеленки и звала врача на каждый детский чих, она бы о нем заботилась, как и велел господь. И сейчас Портер к такой участи абсолютно готова, даже если это значит – прощай, взрослая свобода, какой она до сих пор наслаждалась. У нее есть еще пять месяцев. Конечно, рождение ребенка – не смертный приговор, однако она переступит некую линию, без возврата к прошлому. Портер взглянула на пунцовые щеки Сесилии и вспомнила, каково это – быть смущенной и в то же время довольной, когда о тебе кто-то заботится.

– Есть кто-нибудь? – выкликнула Портер.

В магазине пахло плесенью и чем-то сладким, шторки были раздвинуты, но здание располагалось так, что в нем все равно царили прохлада и полумрак.

– Сейчас, иду, – отозвался откуда-то из небытия Джон.

Сесилия прошла вдоль одинокой стойки с платьями в центре зала, Портер двигалась следом. Отношение женщины к одежде – копия материнских пристрастий, любила ли мать наряжаться, ненавидела ли, умела ли разглаживать складки или повязывать шарфы. Астрид считала, что одежда должна быть функциональной, без вычурных излишеств, вот и Портер одевалась функционально и смехотворно – вязаная кофта на молнии, вельветовые штаны, носки с персонажами из мультиков. Одевалась, как дошкольница, к досаде Астрид. А вот Джульетта ходит по магазинам как француженка – денег у нее никогда нет, а выглядит так, будто их навалом. Ей удалось сохранить фигуру девочки-подростка, и особой нужды менять одежду у нее нет, а шкаф Портер завален нарядами, которые она уже никогда не наденет, так змея сбрасывает кожу, и та мусором лежит на дне ее клетки. Портер смотрела, как Сесилия перебирает платья, раздвигает и снова задвигает вешалки. Она не была сорокой, падкой на мишуру, как многие девчонки ее возраста, но посмотреть яркие вещички интересно. Что-то от Джульетты ей передалось, сидело внутри.

По ступеням затопали – и в зале появился Джон. Он носил очки, как казалось Портер, напрасно. Вроде бы необходимый атрибут для образа. Жена Джона, Рут, помимо работы в магазине помогала торговой палате Клэпхэма, когда планировалось участие городка в разных торжествах и ярмарках. Каждый год Рут и Портер пересекались на клэпхэмской ярмарке, когда толпы после летних отпусков покупали яблоки и пончики с сидром, у Портер имелся сырный киоск, «Счастливый Клэпхэм», где она с помощью крошечных бамбуковых ложечек давала попробовать на крекерах свою продукцию.

– Привет, Джон, – сказала Портер. – Это моя племянница, Сесилия, помнишь? Будет учиться в нашей школе. Август здесь?

– Привет, дорогая! – Джон поцеловал Портер в щеку, а потом прокричал в сторону лестницы. – Иди, поздоровайся!

Сесилия замерла.

– Это что, подстава? – шепнула она Портер. – Ты сказала, мы просто в магазин.

– Мы и есть в магазине, – подтвердила Портер. – Ищем вещи и новых друзей.

– Август тебя не обидит, – заметил Джон. – Обещаю.

– Что бы ты хотела, Сесилия? – спросила Портер, подвигаясь к Сесилии. – Джинсы? Я снова запала на клеш. Странно, да, Джон?

– Сама знаешь, как бывает, – начал объяснять Джон. – Если что состарится до такой степени, что и не помнишь, когда надевал в последний раз, значит, можно по новой. В девяностых клеш был в моде.

– Состарится. Намекаешь, что я состарилась? – Портер игриво схватилась за горло. – Они мне и правда нравятся.

Таков был ее прикид в первый день в старших классах – клешеные джинсы, тесноватая голубая футболка с надписью SKATEBOARD, хотя на скейтборде она в жизни не каталась.