Бигельды Габдуллин - СИЗО

В VIP зале ожидания они предложили мне чай. Но мне уже было не до чая. Скоро сели в самолет. Там, на борту, как всегда, оказалось немало моих знакомых: мой друг Тагир Сисинбаев – именитый в стране юрист, адвокат, сидел прямо передо мной, чуть дальше летела известная летчица Тоты Амирова, ну и другие известные люди. Я, кивком головы, улыбаясь, поздоровался с ними, стараясь не подавать вида, что лечу в качестве подневольного. Телефоны мои – отключены, с обеих сторон от меня сидят сопровождающие: ни сделать лишнего движения, ни с кем бы то ни было поговорить!

Когда подлетали к Астане, ко мне обратился Тагир Сисинбаев:

– Бике, у тебя есть транспорт?

Я молчу, не зная, что ответить. А он смотрит на меня недоуменными глазами и не может понять, в чем дело. Тут за меня ответили мои «друзья»: «Дорогой, нам дальше ехать – в Караганду!»

Не знаю, догадался ли мой друг о моем незавидном положении или нет. Словом, у меня не было никакой возможности сообщить ему о том, что со мной произошло.

В Астане у трапа нас ожидало еще двое мужчин. Сели в «Тойоту» и резво помчались в город. На улице стоял пронизывающий мороз. Только выехали из аэропорта, как начались беспрестанные звонки на телефоны моих сопровождающих. «Едем, едем. Самолет задержался», – отвечал за всех старший из них.

Видать, недавно тут выпал обильный снег с дождем, потом ударил мороз, поэтому был сильный гололед. Естественно, по пути в город образовалась пробка. А ехать нам предстояло не на Левый берег Ишима, который ближе к аэропорту, а на Правый.

Минут через двадцать вновь раздались звонки – это коллеги из центра опять беспокоили моих сопровождающих. Состоялся тот же разговор. «Да, торопятся ребята», – поморщился я.

Вечер был туманным и промозглым. Долго ехали по скользкой трассе, где каждый водитель сквозь воздушный пар, оставляемый передним авто, пытался это авто обойти. По обе стороны правительственной трассы мелькали засыпанные снегом деревья, по встречной полосе, рискуя, пролетали опаздывающие. А наше авто, затертое среди разноцветного стада своих «собратьев», двигалось со скоростью пешехода. Я начинал мерзнуть, ерзал, прижатый двумя бравыми офицерами, которые время от времени поругивались со своими коллегами по поводу нашей задержки.

У меня в голове сновали свои невеселые мысли: я ни в чем не виноват, мне не в чем признаваться! Отвечу на их вопросы и последним рейсом вернусь домой!

По дороге я сильно продрог, еще бы, в летних туфлях, в летнем костюме, в плаще.

Где-то через полтора часа мы, наконец-то, добрались до здания Национального бюро по противодействию коррупции – так официально называлось это зловещее ведомство.

Мы вошли в здание Нацбюро, долго получали пропуск, и я всем своим нутром сразу почувствовал неладное, на меня повеяло холодное дыхание неволи. Суровые на вид автоматчики в бронежилетах буднично несли свою службу, несмотря на поздний час в пропускном пункте толпились какие-то люди, мне было невдомек, что это чьи-то адвокаты, ждущие своих клиентов, и печальные граждане, внезапно вызванные на допрос.

Меня поразила безразличная, казенная медлительность здешних служак, с какой они мне оформляли пропуск. Вся эта процедура больно отзывалась в груди, и в то же время вселяла в меня мимолетную надежду: все это дурной сон, может, и впрямь улечу сегодняшним поздним рейсом?!

И вот я иду уже в сопровождении конвоира, который так близко шагает сзади и командует, куда следовать в лабиринте многочисленных кабинетов.

Вошли в лифт. Конвоир нажал на кнопку четвертого этажа.

Долго шагаем куда-то, несмотря на поздний час, чувствуется, работники только сейчас вошли во вкус своей работы; по коридорам деловито сновали молодые люди. Вот, какой-то паренек, где-то мной виденный, рассеянно кивнув, обронил мне: «Салем!».

– Сюда, – указал мне конвоир, – показывая на кабинет с открытой дверью. Вошли.

За столом сидел молодой человек лет тридцати-тридцати трех, в очках, щуплый, среднего роста.

По нетерпеливому выражению лица, он сильно ждал этой встречи, чтобы скорее начать допрос.

– Садитесь, Бигельдин Кайрдосович, – несколько волнуясь, растягивая слова, тихо произнес хозяин кабинета, указывая на стул. – Меня зовут Адилет Ботабаев, я старший следователь Следственного департамента Нацбюро.

Потом он по бумажке скороговоркой прочел мне следующее:

– Вы подозреваетесь по уголовному делу досудебного расследования № 160000131000060 по статье 194 часть 3 пункт 2 УК РК.

– Я не понимаю! О чем речь! Давайте я запишу эти цифирьки!

– Не стоит этого делать. Скоро вы эти цифры запомните на всю жизнь! Вы в своей газете публиковали негативные материалы в адрес руководителей госорганов для получения государственного заказа. Факты подтверждаются заявлением руководителя управления внутренней политики акимата Жамбылской области Турмуханбетовой Р. и другими данными. Вы задержаны! – опять пробубнил следователь, не поднимая головы от бумаги.

При этих словах я ощутил странное чувство: щеки мои запылали огнем. На миг я почувствовал себя рыбой, которую, сняв с крючка, выбросили на горячий песок. Казалось, что сойду с ума от нестерпимой боли абсурдных обвинений, от всей этой казенной речи сопляка-следователя, выдавливающего из себя явно чужие слова. Об этом я догадаюсь позже, когда пойму, насколько он недалек и скудоумен, поскольку за него все эти вопросы готовили другие люди, которые тайно работали в соседнем кабинете. Но об этом расскажу позже.

«Может, это мне приснилось? Мне 61 год. Я известный в стране журналист, я создал четыре известных в стране СМИ! Депутат. Состоятелен. Имею три ордена, несколько международных наград. Перед моей газетой и порталом трепещут чиновники-коррупционеры. И я задержан, как вымогатель!!! Не может этого быть!

До сих пор я вызывал в людях положительные эмоции. Мной интересовались многие, уважали, кое-кто, конечно, завидовал, как же без этого в нашей жизни. Успешный человек без завистников – такого не бывает! Со мной многие хотели завязать знакомство, дружить. С меня брали пример: и в школе, и в армии, и в университете. Я имел влияние на вице-премьеров, министров, акимов областей, встречался с ними уже не в кабинетах, а в тиши VIP кабин престижных ресторанов. Это я диктовал, где встречаться с ними и когда. Всегда старался держать свое слово.

С детских лет я ставил перед собой большие цели. Добивался их и ставил другие задачи. Более сложные и актуальные. Я постоянно получал доказательства того, что я – один из лучших в своей сфере деятельности, что я необходим многим, как воздух. Порой я гордился тем, что меня причисляли к разряду self-made man – людей, которые сделали себя сами. А теперь какой-то несмышленыш, не умеющий связать двух слов, но облеченный властью карательного органа, некой аурой превосходства, дает мне знать, что все – не так».