Карен Дюкесс - Последняя книжная вечеринка

Я залезла в сумку и достала книгу. Джереми медленно вытащил ложку изо рта и положил ее вместе с банкой арахисового масла на стол рядом с дверью. Он взял книгу, пролистал ее и положил туда же.

– Зайдешь? – спросил он, не улыбаясь и как будто нервничая.

Желание узнать побольше о Фрэнни пересилило настороженность, которую у меня вызывал Джереми.

– Только если на минутку, чтобы немного отдохнуть от жары.

Я направилась к похрипывающему кондиционеру, встроенному в окно возле двери.

Комната была маленькой и чистой, одна из стен была из голого, ничем не замазанного кирпича. Мебели было не так уж много – темно-синяя низкая кушетка, старинное кресло-качалка и старый чемодан-сундук, заменявший ему кофейный столик. На нем стояла стеклянная бутылка из-под молока с засохшими цветами. Книги стояли аккуратными рядами на двух длинных деревянных полках, установленных на пеноблоках. На полу возле кушетки лежала пара розовых балеток, плотно обмотанных своими же лентами, и пара светло-голубых гетр. Маленькая кухня с холодильником вдвое меньше обычного, плита и узкая раковина, спрятанная в углу. На единственном кухонном шкафу стоял глиняный горшок с плющом, листья которого совсем увяли и потемнели.

– Это твой дом? – спросила я.

– Мой? Ты шутишь? Разве это похоже на место, где я мог бы жить?

– Не знаю. Я не знаю тебя.

Джереми указал пальцем на рамку с постером Джони Митчелл на стене.

– Думаю, ты знаешь меня достаточно, чтобы догадаться, что это мне принадлежать не может.

– Я люблю Джони Митчелл, – сказала я.

– Не сомневаюсь. Моя сестренка, Дебби, тоже. Потому она этот постер сюда и повесила.

Я удивилась тому, что он еще и приходится кому-то старшим братом. Джереми достал из маленького холодильника две бутылки «Басс Эля» и протянул одну из них мне. Он сел на кушетку, положив свои длинные ноги на чемодан, а мне оставил кресло-качалку. Джереми сказал, что его сестра сейчас на танцевальном фестивале в Северной Каролине. Она уехала на целый месяц, а он остановился у нее… перед тем, как решить, куда направится дальше.

– Дальше? – удивленно спросила я.

– Я думал о том, чтобы поехать на Кейп, потусить с Фрэнни какое-то время, но, полагаю, он собирается остаться в Мэне с Лил.

Я пару раз качнулась в кресле-качалке, а потом спросила:

– А где именно они в Мэне?

Джереми слегка улыбнулся:

– Дом матери Лил находится в Виналхейвене. Лил работает в каком-то ресторане, где подают лобстеров. Фрэнни тоже надеется получить там работу. Это такая глушь! Сначала надо целую вечность ехать на машине, а потом еще и на пароме.

Я покачала головой.

– Что? – не понял меня Джереми.

– Я представляла их на острове, – сказала я.

– Ну, для них это в своем роде остров, – сказал он.

Он не продолжил фразу, и тогда я спросила:

– Лил тоже человек искусства?

– Она считает, что да, – ответил Джереми.

– А ты?

Он ничего не ответил, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что он в принципе был невысокого мнения о Лил. Возможно, он считал их отношения нелогичными, как и я – его дружбу с Фрэнни. Некоторое время мы сидели молча, и Джереми смотрел, как я качаюсь в кресле. Я поднялась и пошла на кухню, чтобы поставить пиво в раковину.

– Я просто вылью, что не допила, ладно? Мне пора возвращаться к работе, – сказала я, стоя к нему спиной, пока янтарный напиток стекал в водосток.

Я уже хотела повернуться и идти, когда почувствовала, что мой пучок распустился и волосы рассыпались по плечам. Я повернулась. Джереми стоял прямо передо мной и держал в руках карандаш, которым я заколола волосы. Он выглядел удивленным ничуть ни меньше меня.

– Прости. Не смог устоять, – сказал он.

На секунду на его лице отразилась нерешительность, он казался мне совершенно открытым. Он что, заигрывал со мной, простушкой, которая с такой легкостью отдалась Фрэнни? Затем, постукивая карандашом по ладони, он, кажется, смог вернуть себе самообладание.

– Могу я одолжить карандаш?

– Ты, кажется, только что это сделал, – ответила я и, сказав, что мы еще увидимся, я, стараясь не глядеть на него, позволила себе покинуть этот дом.

К тому моменту, когда я вернулась обратно и поднялась на лифте на третий этаж, офис «Ходдер энд Страйк» окончательно опустел – в нем не было никого, кроме Мэй Кастанады, новой сотрудницы ресепшена, которая сидела с закрытыми глазами, слушая свой плеер. Заходя в кабинет Малькольма без разрешения, я чувствовала себя настоящей преступницей. Малькольм так старательно охранял в целостности рукописи авторов! Если рукопись еще не прошла несколько этапов редактуры, он обычно держал ее подальше от своих ассистентов. Перед тем как уехать за город, он вскользь упомянул, что роман Джереми сейчас на стадии «фильтрации». Это означало, что роману нужно отлежаться, перед тем, как Малькольм сможет взяться за него снова.

Широкий стол из красного дерева в кабинете Малькольма сиял так, как будто его только что отполировали, и был практически пуст. Ничего, кроме черной кожаной настольной подкладки, шести идеально заточенных карандашей, выложенных в ряд, толстой стопки белых листов и одной-единственной серебряной ручки, которая была заправлена зелеными чернилами – я знала это, потому что именно я должна была следить за тем, чтобы на складе они никогда не заканчивались.

Я нашла рукопись Джереми в картонной коробке на комоде, который стоял позади стола Малькольма. Не решаясь оставаться в его кабинете, я взяла коробку и вернулась на свое рабочее место, оно было прямо перед входом в кабинет. Не знаю, почему я так разволновалась. Если Малькольм узнает, что я читала рукопись, самое большее, что он может сделать, это выказать мне свое неудовольствие. С его стороны это будет выглядеть так – выждать неделю или две и только потом спросить, что я думаю об этой книге. Но когда я подняла крышку картонной коробки и увидела первую страницу, на которой было написано: «Без названия. Дж. Грант», мое сердце забилось быстрее.

Когда Малькольм описывал мне роман Джереми, я подумала, что это звучит довольно нелепо. Зачем молодой американский писатель поместил действие своего романа в Непал, в колонию прокаженных? На месте главного героя я представляла тогда самого Джереми, слегка видоизмененного для приличия, который «проходит через череду невероятных приключений и получает важные жизненные уроки в самом сердце Гималаев», как обычно пишут в аннотациях. Роман, конечно, получится прилизанным, полным черного юмора и каким-то пустым.

Однако, прочитав сама первые две страницы, я поняла, как сильно я ошибалась. Дело было совсем не в языке, простом и понятном, без каких-либо претенциозных литературных фокусов, которые я ожидала там увидеть. Дело было в особом «внутреннем голосе», который помогал мне читать роман в ролях и красках. Рассказчиком в книге выступал не молодой парень, вроде Джереми, а девочка-подросток с очень самобытным и живым языком. В первой главе она забралась на дерево и рассматривала крепко обвивавшие его толстые лианы, с ужасом думая о том, что ее, наверное, никто никогда так крепко не обнимет.