Сюэмин Пэн - Мама

Голося, они сцепились вместе. Это был самый крутой боевик, какой видали в нашей деревне. Все побросали работу и побежали смотреть, как две женщины катаются по зерну и матерят друг друга. Они разметали весь рис, что сушился на подстилках. Те золотистые кучи, что высились по бокам и только и ждали, пока их разложат на просушку, зашатались, просели и рассыпались по земле. Ругательства пулями вылетали из губ и сыпались, как рис, нескончаемым потоком. Муж той женщины и её дети прибежали ей на подмогу. Маму чуть было не забили до смерти. Если бы народ не вмешался, не оттащил бы всю эту компанию, её бы точно отправили на тот свет. Моя средняя сестра тогда была ещё маленькая, от испуга она подняла дикий рёв. Когда сестра, собрав наконец всё своё мужество, поспешила маме на помощь, муж той бабы набросился на неё, как орёл на цыплёнка, и отшвырнул её очень далеко.

Мама была вся заляпана грязью. Она лежала на площадке почти без сознания, её едва смогли дозваться. Зёрна риса облепили её, как муравьи, подобрались к самым уголкам рта. Как вязанка свежескошенной полевой травы, мама скукожилась под палящим солнцем, сжалась в комок. Она едва дышала. Под солнцем кровь запеклась на ней чёрными пятнами, какие, бывает, выступают на сушёном батате.

Потом, задним числом, деревенские говорили маме: «Что ж ты дура такая, куда тебе, бабе, было одолеть целую семью народу?»

Мама отвечала: «Ради сына я бы и с десятью схватилась!»

Дольше всего в наших скитаниях мы пробыли в коммуне Цзятун, в местечке под названием Шанбучи. Это была самая важная точка на моём пути. Самое важное воспоминание. Все мои детские и юношеские горести, вся ненависть, вся радость, вся сладость начала жизни были там, куда я часто возвращался во сне; просыпаясь, плакал горячими слезами.

Шанбучи было названием на языке туцзя . Не знаю, что оно значило по-китайски, знаю только, что это была самая дальняя деревня в уезде Гучжан, на Западе Хунани.

Деревня была небольшая, дворов тридцать. Почти все там были или из семьи Тянь, или из семьи Цзинь. Ещё были одни Куны.

Когда мы очутились в Шанбучи, мне было уже шесть и я мог бегать по горам куда вздумается. Нас встречал отчим и несколько других людей. Барабанов и гонгов не было, только унылая цепочка путников тянулась по высоким холмам.

Это был четвёртый брак моей мамы.

Первый раз она вышла замуж за дядю Ши из Халечэ близ села Дуаньлун, что в уезде Гучжан. Родила мою старшую сестру, среднюю сестру и старшего брата. В конце пятидесятых – начале шестидесятых страна не вылезала из авантюр Большого скачка и стихийных бедствий. На начало шестидесятых пришлись три года великого голода. Весь Китай сидел с пустыми карманами. Люди были похожи на ходячие мощи. Худые, как хворостины, они никогда не ели досыта. Чтобы прокормить двух сестёр и братца Идуня, мама ушла от дяди Ши и вышла замуж за моего тятю. Дядя Ши был высоким и крепким, занимался портняжным промыслом. По всему маму ждало с ним большое счастье, но счастья не вышло. В голодные годы никто не ходил к портному. Вся семья голодала, как и другие. В горах поели все дикоросы и обглодали деревья. Выхода не было. Мама собрала детей и решила уйти.

Мама рассказывала, что аппетит у дяди Ши был поразительный. Жидкой каши, что ей удавалось настряпать, едва хватало ему одному. Мама взяла детей и пошла искать лучшей доли. Так и получилось, что она вышла замуж за моего тятю. Мой тятя был плотник и мастер на все руки. В голодные годы всё его мастерство, как и портновское, ничего не стоило, но в его деревне земля давала хороший урожай, несмотря на засуху. Мама говорила, что прокормиться там было много легче, чем в родной деревне моих сестёр и старшего брата. К тому же в той деревне все люди были друг другу кровные родственники, в голодные годы они разводили кур, сажали что-то по мелочи. Никому не приходило в голову донести на других. Деревенские всё равно недоедали, но на огурцах жить было легче, чем совсем без них. Потому, когда кто-то заговорил с мамой о моём тятьке и его деревне, она решила посоветоваться с дядей Ши, как ей быть. Ради детей он согласился развестись, но плакал, как младенец. Мама уговаривала его: «Не плачь, как дети вырастут, пришлю их к тебе в помощники». Дядя Ши проводил маму и детей до околицы.

Мама не солгала. Как только тяжёлые времена отступили, она отослала старших брата и сестру обратно к дяде Ши.

В третий раз мама вышла замуж за тятю нашей младшенькой. Так получилось, что у меня было пятеро единоутробных братьев и сестёр, и ещё двое – от моего тятьки. Все эти семейные связи выглядели смехотворно сложными и запутанными.

Мама надеялась, что сможет как следует позаботиться в Чэтуку о своей средней дочери, но вышло так, что она не только не сумела облегчить ей жизнь, но, наоборот, добавила ей немало хлопот. Сестра вышла замуж в совсем нищую семью. Она никак не могла помогать нам с мамой, но сердце у неё было жалостливое – сестра готова была сама не есть, не пить, лишь бы нам было хорошо. Но муж её, конечно, не мог сидеть без еды и одежды. А потому он частенько её поколачивал. Мама не хотела становиться обузой. Она оставила сестру одну, забрала детей и вышла замуж в забытую богом деревню Шанбучи. Так начался её четвёртый брак.

На этот раз она и правда забралась далеко. Так далеко, что и за день было не дойти до места. Горы там и правда были высоченные. Такие, что при взгляде на них начинала кружиться голова. Мама застыла в этом браке, как облачко, подвешенное в высоком небе. Вверх по склону шагали ноги, а нос почти упирался в крутую дорогу. Вниз сбегала тропа, а ноги словно проваливались в глубокие овраги. Увидев эти горы, что вырастали всё выше и выше, эти обрывистые пути, что становились всё круче, эти густые заросли, завлекавшие в свою глубину, я пришёл в неописуемый ужас и заплакал. Один из тех, кто шёл с нами, опустился на корточки и взвалил меня на спину. Мама несла на спине сестрёнку. Так мы полезли в гору. Тот человек, что нёс меня на спине, был мой отчим, который спустился из деревни встретить маму и детей.

Его звали Цзинь. Он был из деревни Шанбучи.

Деревня ютилась на полпути к вершине. Несколько десятков дворов, рассеянных по каменным ступеням.

На первом ярусе этой лестницы жили два брата Тяня. Рядом с их домами рос гигантский клён. На клёне сороки свили гнездо, похожее на большой совок. А рядом с клёном был здоровенный коровник производственной бригады. Перед ним стояла крупорушка. За ней тянулось громадное поле.

На втором ярусе жило больше всего народу. Больше двадцати дворов, все Тяни. С левой стороны была школа со спортплощадкой. С правой – амбар, а перед ним – ровное место, где сушили зерно. Спортплощадка была грунтовая, ужасно большая. Площадка перед амбаром – мощённая камнем, трёхъярусная.