Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Антонио, можно сказать, проскочил. Задержись он в Италии до 1924 года, до введения квот по этническому признаку [6] В 1924 г. было ужесточено иммиграционное законодательство. В частности, оно коснулось изменения национальной квоты. В 1921 г. вступил в силу Закон о квотах. По нему США ежегодно принимали не более 357 803 малоквалифицированных рабочих. Появилась квота по этническому признаку – не более 3 % человек в год от числа лиц той же национальности, которые проживали в США согласно переписи 1910 года. В 1924 году национальная квота была снижена до 2 %, причем за основу расчетов брались показатели переписи 1890 г., а общее ежегодное разрешенное количество иммигрантов было сокращено до 164 667 человек. Под эту квоту не подпадали жены и несовершеннолетние дети иммигрантов. , пришлось бы ему искать убежища в Канаде, Аргентине, Австралии или Франции, куда чаще всего иммигрировали калабрийцы.

В первый раз Антонио плыл буквально наобум, ни слова не зная по-английски. Ничего, он прошел школу жизни в Австрийских Альпах, где солдаты из Калабрии едва понимали команды офицеров, произносимые на итальянском языке; так вот, там, в горах, умение выживать считалось особым даром, Антонио же был силен как бык.

Ему повезло – дорожку в США проторили другие. К 1920 году в каждом мало-мальски приличном городе имелась итальянская община. Предшественники Антонио горя хлебнули. Неграмотные, они фактически продавались в рабство; изобразив на документах утвердительный крест, предоставляли душу и тело работодателю, не обремененному принципами гуманизма. Многие надорвались, стали жертвами никудышней охраны труда, погибли при взрывах в шахтах. Кое-кто просто сгинул без слуху и духу. Кое-кто был умерщвлен печально известными итало-американскими преступными синдикатами, что пышно расцвели с целью защиты своих бесправных и затюканных земляков.

Антонио Фортуне, как я уже сказала, повезло. Пароход, на котором он плыл, благополучно причалил к острову Эллис. Во всю историю человечества находились желающие ступить на борт и отправиться в неведомые, возможно враждебные края; вообразите же состояние тех, кто сознает: судно, чего доброго, и вовсе не доберется до места назначения, сгинет в пучине. Сейчас тысячи людей пытаются попасть в Италию, а не покинуть ее. Их путь, пожалуй, еще опаснее, чем у эмигрантов конца девятнадцатого – начала двадцатого века. За минувшее десятилетие тысячи беженцев из Сирии, Ливии, Эритреи, Сомали, Ганы и Нигерии погибли, так и не достигнув итальянских берегов. Одни утонули, накрытые перевернувшейся лодкой, другие сгорели заживо среди волн. История движется вперед, земля обетованная меняет названия… Прежними остаются только несправедливости, которым мы подвергаем друг друга.

В феврале 1920 года Антонио Фортуна прибыл в Нью-Йорк на судне под названием «Провиденс». Можете сами проверить – вся информация есть в музее острова Эллис.

Из Неаполя Антонио плыл с фронтовым товарищем по имени Нико Карбоне, уроженцем Катандзаро. В Нью-Йорке парни никого не знали. Обоих грела единственная мысль: l’America – это земля, где каждый может разбогатеть. Билеты заранее оплатил padrone – они входили в условия кабального контракта. По этому контракту Антонио и Нико горбатились до осени – прокладывали железную дорогу в лесах Западной Пенсильвании. Полагаю, то было очень тяжелое время, ведь Антонио рванул домой, едва накопил на билет.

В Иеволи он объявился в ноябре 1920-го, в той же одежде, в какой отчаливал прошлой зимой; тем не менее в кошельке позвякивали американские монеты. Хвастаться пока было нечем – Антонио едва хватило денег, чтобы рассчитаться с долгами, поназанимал-то он на дорогу изрядно. Зато в Америке он понял кое-что об этом мире, а главное, снова выжил. Железнодорожные работы оказались не хуже, чем война. И не хуже, чем существование в Траччи.

Во второй раз Антонио не повелся на посулы padrone . Он сам заплатил за билет до Нью-Йорка, сам нашел работу (догадался обратиться в офис на Пенсильванском вокзале). Его познаний в английском хватило, чтобы объяснить: опыт по укладке железнодорожного полотна имеется. Антонио сразу же отправили на стройку. Теперь ему предстояло трудиться в Мэриленде, Делавэре, Вирджинии и других среднеатлантических штатах. Там он не гробился в нехоженых лесах, а ремонтировал уже имевшиеся железнодорожные пути.

Вторая вылазка в США была короче первой – в октябре Антонио поспешил домой праздновать рождение сына и наследника; история читателю уже известна. На этот раз Антонио успел завести в Штатах некоторые знакомства. В частности, близко сошелся с уроженцем региона Абруццо, вкрадчивым и опрятным Томазо Маглиери. Томазо был вдвое старше Антонио, чуть ли не в полтора раза ниже ростом и у́же в плечах – но, если бок о бок роешь землю, выдираешь старые рельсы и крепишь новые, такая чепуха, как года и габариты, в счет не идет. Важнее другое – общая родина и вдобавок тот факт, что Томазо тоже подыхал на австрийском фронте.

Неким майским днем (в одной бригаде они работали уже три месяца) Антонио и Томазо получили письма из дома. Антонио сообщали, что Ассунта беременна; ребенок ожидается в октябре. Томазо из своего письма узнал, что его жена, Кристина, благополучно разрешилась от бремени аккурат на Пасху. Родился мальчик, которого назвали Карменантонио.

– Может, у тебя дочка будет, – пошутил крайне довольный Томазо. – Тогда мой сын на ней женится.

– Нет уж, после двух девчонок парень должен родиться, – возразил Антонио. – А твоему сыну могу отдать в жены Маристеллу.

– Отлично! – рассмеялся Томазо. – Все парни любят женщин постарше. Давай сразу наших детей сговорим, чтоб потом не хлопотать, когда они вырастут.

В течение следующих двадцати лет Антонио и Томазо не виделись и не поддерживали никаких связей. Может, и не вспоминали друг о друге. Наверное, это была просто шутка – насчет сватовства. Такого мнения вся семья придерживается. А там… как знать. Во всяком случае, Карменантонио (Кармело) Маглиери хорошую шутку любил, даром что его и Стеллины представления о том, какая шутка хороша, а какая нет, не совпадали.

На третий раз Антонио возобновил контакты со своим фронтовым товарищем, Нико Карбоне. Тот обосновался в Нью-Йорке, на Мотт-стрит, квартал Маленькая Италия; делил лишенное окон подвальное помещение с восемью парнями. В строительную бригаду приняли и Антонио. Коек не хватало, парни спали по очереди и работали в разные смены на стройке. Манхэттен походил на огород в июне: вот только что торчали крохотные ростки – а теперь, гляди-ка, ботва сама себе тень создает. В работе недостатка не ощущалось, любого итальянца брали сразу. В течение следующих семи лет Антонио приложил руку к строительству банка, церкви, станции метро и великолепного каменного здания. Парни думали, что строят дворец; оказалось – университетскую столовую.