Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

Он собрал рюкзак, положил в него свою карту, взял гитару. Матери оставил записку:

Найду отца и верну мою карту.

Он сходил к дому Лайлы и сунул записку под дверь:

Я думал, что попрошу тебя уйти со мной,

но должен идти один.

Боаз-Яхин вышел из спящего городка, мимо пальм и площади, где струя фонтана нескончаемо вздымалась и опадала, мимо темных лавок и домов, мимо собак, что расходились своими несколькими путями, мимо ярких закрытых бензоколонок. Он вышел на дорогу, услышал, как перекатываются под ногами камни обочины, ощутил в дороге ночь и утро, что уже наставало.

Таксист подмигнул, когда Яхин-Боаз с ним расплачивался. Значит, льва он не видел, подумал Яхин-Боаз. Заметил, что я иностранец, и решил, что я пьяный, а потому насмехался надо мной.

Когда Яхин-Боаз выбрался из такси, у книжного магазина льва не было, и в этот день он больше не появлялся. Яхин-Боазу было смертельно жутко, когда лев его скрадывал, но после в нем возникла странная радость. Львы уже вымерли. Львов больше нет. А вот у него лев есть. «Я думал, это ваше», – сказал ему таксист, подтрунивая над иностранцем, который, как он считал, пьян.

Он и вправду мой, думал Яхин-Боаз. Лев есть, и льву этому, реальному или воображаемому, вполне по силам осуществить мою смерть. Я это знаю. Но он мой лев, и я рад, что он существует, пусть даже я перед ним в ужасе.

Яхин-Боаз дошел до кофейни поблизости и принялся бродить перед ней взад-вперед, как часовой, пока та не открылась. Стоило подумать о льве, как он ловил себя на том, что ходит иначе, отдельный от прочих людей, помеченный такой опасностью, а то и смертью, что была неповторима. Он держался с меланхолической гордостью, словно царь в изгнании.

Когда кафе открылось, он взял себе кофе и сидел, разглядывая шедших мимо людей. Чувствовал он себя новым и четко очерченным, будто заново нашел сам себя и стал обреченно одинок среди миллионов, словно только что шагнул из аэроплана. Все обретенное теряется вновь, впервые подумал он. И все же ничего обретенного вновь не теряется. Что такое карта? Есть лишь одно место, и это место – время. Я – в том времени, где обретен лев.

Весь день в книжном магазине лев жил у него в уме. Он не сомневался, что лев объявится снова, и только гадал, как он, Яхин-Боаз, поведет себя при следующей их встрече. Он не ведал, всамделишный ли это лев в том же смысле, в каком всамделишны он сам, его магазин и улица. Одно он знал: лев может его убить.

Тем вечером дома он был очень весел и предавался любви с Гретель изысканно и алчно, чувствуя себя международным путешественником, человеком зажиточным, ценителем вин. Он заснул с фигурой льва в уме, каким видел его в последний раз: голова поднята в первом свете дня, упорная и требовательная, словно безмолвно призывает патриотический долг.

Вновь проснулся он в половине пятого. Гретель крепко спала. Яхин-Боаз вымылся, побрился и оделся. Из глубины холодных полок под кладовкой, где он его спрятал, достал бумажный сверток, сунул его в хозяйственную сумку. После чего вышел наружу.

Он прошагал по улице к дороге вдоль набережной, остановился на углу и оглянулся. Ничего не увидел.

Яхин-Боаз перешел на речную сторону дороги и двинулся вдоль парапета, глядя на реку и лодки, что покачивались на своих швартовках. Миновал следующий мост, и небо сквозь паутину его балок становилось ярче.

Таким ярким все было, когда я оглянулся на него в окно такси, подумал Яхин-Боаз. Интересно, перестает ли он там быть в самый разгар дня.

В небе над рекой громоздились темные тучи и театральные огни, словно это небеса на морских картинах. Река плескалась и журчала под стеной. Дорога вдоль набережной проснулась от машин попарно и тройками, от велосипедиста, бегуна в спортивном костюме, проходящей юной пары: темнота минувшей ночи меж их близкими лицами, длинные волосы спутаны.

Яхин-Боаз устал, спал он слишком мало, его ожидание казалось теперь нелепым. Он повернулся и двинулся туда же, откуда пришел.

Юная пара, миновавшая его, сидела на скамейке, сонно обнявшись. На мостовой рядом с ними сидел лев и глядел на Яхин-Боаза.

Тот как раз смотрел на реку и увидел льва, только когда оказался ярдах в пяти от него. Львиная голова подалась вперед. Зверь присел, хлеща хвостом. Глаза у него были таинственные, светящиеся, бездонные. Яхин-Боаз почуял льва. Жаркое солнце, сухой ветер и смуглые равнины.

Яхин-Боаз не осмеливался двинуться ни на единый шаг. Ни на миг не сводя со льва взгляда, он сунул руку в хозяйственную сумку и нащупал лежавший в ней сверток, сумку выронил, чтобы обе его руки остались свободны. Дрожащими пальцами развернул он пять фунтов бифштекса, которые принес с собой. Швырнул их льву, чуть не упав при этом сам. Мясо влажно и плотно шлепнулось на землю.

Лев, пригнувшись, подобрался к мясу и сожрал его, рыча и не отрывая взгляда от Яхин-Боаза. Когда тот увидел, как лев ест мясо, вся храбрость его покинула. Он бы лишился чувств, если б лев не двинулся.

Лев доел мясо и прыгнул на Яхин-Боаза. Тот с криком перемахнул через парапет – и в реку.

На поверхность он вынырнул, давясь и отплевываясь от грязной воды, которой наглотался, и глянул наверх, пока его быстро уносило течением. Увидел два бледных лица юной пары над краем парапета, они подскакивали и двигались вместе с ним. Никакого льва.

Яхин-Боаз плыл близко от стены, позволяя течению поднести его к бетонным ступеням, что спускались к воде. Здесь он выволокся на берег, шатаясь, поднялся по ступеням и остановился у запертой калитки, отгораживавшей ступени от мостовой. Он посмотрел во все стороны, но льва не увидел.

Перед ним стояли юноша и девушка, лица бледные, косматые волосы косматее прежнего. Они тянулись вперед помочь ему перелезть через калитку, но Яхин-Боаз, все еще неистово дрожа, сумел перебраться сам.

– Вы нормально? – спросил парень. – Что произошло?

– Да, я нормально, спасибо, – ответил Яхин-Боаз на своем языке. – А вы что видели?

Юноша и девушка сконфуженно затрясли головами, и Яхин-Боаз повторил, уже по-английски:

– Спасибо. Что вы видели?

– Вы остановились возле нас, развернули кусок мяса и бросили его на мостовую, – сказала девушка.

– Потом мясо задергалось и запрыгало, – продолжил юноша, – разорвалось на куски и пропало. После этого вы закричали и прыгнули в реку. Что случилось?

– Больше вы не видели ничего? – спросил ЯхинБоаз.

– Это всё, – ответил юноша. – Вы уверены, что вам нормально? Вам разве помочь не надо? Что произошло с мясом? Как вы это устроили? Почему прыгнули в реку?

– Вы гипнотизер? – спросила девушка.

Яхин-Боаз, смердя рекой и стоя в растекавшейся луже, покачал головой.