Элизабет Джейн Говард - Застывшее время

Неожиданно сова спикировала вниз и с тихим шуршанием приземлилась Кристоферу на плечо. Тот поднял на ладони кусочек еды, сова взяла его и взлетела обратно на шкаф; выражение загадочного возмущения при этом не изменилось.

– Ты ее когда-нибудь выпускаешь? – спросил Тедди.

– Пытался один раз. Она просидела целый день на дереве, а когда я вечером принес еды, слетела вниз и вернулась домой.

Он умолчал о том, что попытка была чисто символической данью уважения к ее свободе – втайне Кристофер хотел оставить ее у себя насовсем. Правда, теперь школу могут эвакуировать в другое место; кто знает, вдруг там нельзя держать животных? Ладно, что-нибудь придумает.

Сова слетела вниз за очередным куском: на этот раз она чуть не потеряла равновесие и впилась когтями в плечо Кристофера. Саймон и раньше замечал, что его плечи покрыты ранками, однако тот, похоже, не обращал на это внимания.

Первый вечер войны ничем не отличался от обычных вечеров: обыденное укладывание детей и дежурные протесты – чисто из принципа.

– Скоро они начнут нас укладывать раньше Уиллса и Роланда, – ворчала Лидия, – а ведь Уиллсу всего два, а Роланду вообще ноль!

– А вот нас с Моникой на Беркли-корт купали только после ужина, не раньше девяти часов, – заявила Джуди.

Сегодня отец забрал ее от школьной подруги, у которой она гостила, и теперь она бесконечно хвасталась, как там было здорово. Им уже пришлось выслушать, что у Моники целых два пони, к чаю подавали эклеры, у них есть мороженица и бассейн, и озеро с лодкой, и еще Моника укладывает волосы, и у нее есть настоящее жемчужное ожерелье.

– Бла-бла-бла, – передразнил ее Невилл. Он сидел на полу и пытался выяснить, смог бы он сам высосать у себя шип из ступни. Оказалось – смог бы.

– Господи, что ты делаешь? – воскликнула Джуди.

– Так, ногти кусаю – для разнообразия.

– Фу, какая гадость! Лидия, тебе не кажется, что это ужасная гадость?

– Его ноги – пусть что хочет, то и делает, – надменно отозвалась Лидия. Втайне она считала проделки Невилла одновременно ловкими и противными, но сейчас их объединяла неприязнь к Джуди.

– А у Моники своя ванная, – снова затянула Джуди, едва Эллен появилась в дверях и позвала их купаться.

– Ага, и даже своя голова, и нос, и зубы…

– …и задница, – докончила Лидия, и Невилл расхохотался.

В Большом доме старшие дети ужинали в холле, поскольку давно выросли из молока и печенья в кроватках, а столовую оккупировали взрослые, так что их лишили обычных привилегий. На ужин был фарш и картофельное пюре с фасолью. В небе, поделенном на дольки косыми потолочными рамами, медленно сгущались краски – из фиолетового в цвет индиго. Когда небо светлое, деревяшки темные, отметила для себя Клэри, а на фоне сумерек, наоборот, светлеют. Сверху доносился шум льющейся воды, хлопанье дверей – привычные звуки подготовки к ужину. Бесси, черный лабрадор Брига, лежала у ног Кристофера, устремив на него немигающие ореховые глаза с жадностью, которую она пыталась замаскировать преданным обожанием. Он погладил ее, но кормить не стал. Год назад у него был тайный лагерь в лесу – уход от реальности в мир приключений; теперь все это казалось призрачным, далеким, осталось в детстве, но что взамен? За последний год в школе ему хорошенько объяснили, каково это – быть пацифистом: насмешки, открытое презрение, травля…

Лишь мистер Милнер, преподаватель классических языков, его понимал. Сперва греческий как-то не пришелся по душе, однако мало-помалу он вошел во вкус – ему понравился сам мистер Милнер, особенно его манера высказываться. Кристофер вечно рисовал что-нибудь – в основном птиц или животных; частенько в своих тетрадках, предназначенных для домашней работы. Когда мистеру Милнеру на глаза попался рисунок совы с отдельными набросками когтей или распахнутого крыла, он не стал иронизировать или осуждать, просто воскликнул:

– Здорово, ты знаешь, действительно здорово! Ты много рисуешь?

– Ну так… – промямлил Кристофер.

– Вот и правильно! Если хочешь стать настоящим художником, главное – все время практиковаться. Терпеть не могу эти тонкие книжечки, концерты раз в жизни… Как бы талантлив ты ни был, всегда важно помнить: чем больше, тем лучше.

Перед самыми каникулами, после экзаменов, он неожиданно подарил ему пачку превосходной бумаги, очень плотной, белоснежной, приятной на ощупь.

– Вот у меня тут случайно завалялась; надеюсь, ты найдешь ей лучшее применение.

Мистер Милнер знал и о его пацифизме, и оказался единственным, кто вел себя, будто это совершенно естественная позиция – спросил только почему и внимательно выслушал ответ.

– Что ж, Кристофер (он звал по имени лишь тех, кто ему нравится), принципы – очень дорогая вещь – или могут даться дорого…

Мистер Милнер был толст и лысоват, отчего брови смотрелись еще гуще; голос имел хриплый, часто срывающийся, когда он чем-то особенно увлекался. Всегда носил один и тот же твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, не слишком чистые галстуки и ботинки для походов в горы. Смеялся вот так: «Хо-хо-хо!» – переходя на хрип. Школа была хороша тем, что рядом нет отца, а вот в остальном не очень – кроме мистера Милнера.

От того, что я против, разницы никакой, думал он, ведь я один – и тут же в голове прозвучал голос мистера Милнера: «Каждый человек имеет значение, милый мальчик, даже если только для себя. Не принижай свою значимость…»

– Чего улыбаешься? – прервал его размышления Невилл.

– Так, ничего особенного, – ответил он и тут же подумал: я солгал и даже не заметил этого. Надо будет завтра посчитать, сколько раз такое случится. С другой стороны, если считать нарочно, то много не получится. Мистер Милнер что-то такое говорил про похожее состояние, в котором человек пишет дневник.

За ужином Полли была рассеянна, поковыряла фарш и отказалась от яблочного пирога. Она вспоминала прошедший год, когда Оскар еще был жив и потерялся; потом его нашли, окоченевшего, в дальнем конце сада. Ветеринар сказал – похоже, машина переехала: сломан позвоночник. Еще одни торжественные похороны, и после этого она решила больше не брать котят, пока не обзаведется своим домом. Сейчас она была рада принятому решению: не нужно бояться, что питомец отравится газом. Папа хотел подарить ей котенка на день рождения, но она сказала, что уже слишком взрослая. «В моем возрасте это несолидно», – заявила она. «Что ж, тебе лучше знать», – ответил отец. Интересно, почему люди всегда так говорят, когда несогласны? Если честно, ей было немножко грустно оттого, что больше не хочется заводить котят. С другой стороны, наверное, подсознательно она всегда понимала, что война никуда не денется, просто маячит на горизонте, выжидая время и потихоньку разрастаясь грозовой тучей. И вот теперь война началась, а все по-прежнему. Если бы только папа не уезжал в Лондон; если бы они могли остаться дома, все вместе, тогда уже не так страшно, что бы ни случилось. Так хотя бы не нужно пытаться верить в Бога.