Иван Кальберак - Венеция не в Италии

Существует распространенное заблуждение, что девчонок необходимо смешить. Но когда я вижу, сколько мрачных типов прогуливаются под руку с умопомрачительными красотками, мне кажется, что в деле соблазнения юмор – все равно что апельсиновый ликер для блинчиков: аромат придает, но базовым элементом его не назовешь. Надо сказать, в ходе наблюдений я кое-что заметил: главное – это как они на вас смотрят. Когда девчонке нравится парень, я вижу это сразу – пусть даже она старается это скрыть и смотрит на него украдкой: скосит на долю секунды глаза и тут же отведет взгляд, но что-то в нем говорит парню: «Да». Что-то в нем говорит ему: «Ну наконец-то» и «Уведи меня». Я ничего не выдумываю, это факт, доказанный научно: как объясняет месье Фабр, наш учитель физики, все дело в расширении зрачков. Не всегда легко заметить, если у человека расширяются зрачки, но я замечаю. Наверно, срабатывает шестое чувство. Или я феноменально наблюдательный. Но должен признаться: когда девчонки смотрят на меня, зрачки у них редко расширяются. А может, дело в том, что когда они на меня смотрят, мое шестое чувство отключается, как, впрочем, и остальные пять. Может, как раз потому, что ты не считаешь себя достойным заполучить все чудеса мира, тебе ничего и не достается? В том числе самые красивые девчонки. А может, все сложнее – не знаю, не уверен.

Ладно, прекращаю писать: мама хочет, чтобы я садился за уроки. Сначала уроки, остальное потом, так она говорит, а спорить с ней я не люблю, потому что она сразу начинает злиться: детали я вам описывать не буду. Я пытался объяснить ей, что вести дневник – это тоже интеллектуальное занятие, но ее интересует только мой школьный дневник, в котором записано, что задано на дом. Пока я все не сделаю, она не отстанет. От меня требуется методичность и скрупулезность. Слово «скрупулезность» – новое, я узнал его недавно, но думаю, что легко мог бы без него обойтись.

В моей матери есть что-то твердое и холодное, что-то железобетонное, не знаю, что с ней сделали, чтобы она стала такой, скорее всего, это идет из детства, она иногда об этом проговаривается, но и так ясно, что детство у нее было не сахар. Несчастное детство следовало бы отменить, как и смертную казнь, сразу во всем мире, хотя в Америке ее кое-где еще применяют. Моя мать иногда бывает и ласковой. Я точно знаю, что она желает мне только добра. Даже если ради этого ей сначала надо меня напугать или обидеть. Может показаться, что тут какое-то противоречие, но жизнь часто бывает противоречивой, из зла получается добро, и наоборот. Трудно отделить одно от другого, я понял это совсем недавно, а тому, кто ломает себе над этим голову, прямая дорога в философы. Или в дурдом – как повернется. Лупить она меня почти не лупит, в основном применяет психологическое давление. Не знаю в точности, как его описать. Просто вдруг начинаешь ощущать, как сгущается атмосфера, и тебе становится страшно. Если разразится гроза, мало не покажется. Потом, успокоившись, она смотрит мне в глаза и объясняет, что все это ради моего же блага. Она заставляет меня вкалывать как проклятого и оставаться лучшим в классе, потому что это верный шанс в будущем получить престижную профессию. (Или стать престижным безработным, что тоже не исключено.) Два раза в неделю, даже зимой, я должен ходить в бассейн и до полного изнеможения наматывать на дорожке километры, чтобы в моем здоровом теле был здоровый дух (хотел бы я знать, где она услышала эту идиотскую фразу).

Неужели человеку, чтобы жить в свое удовольствие, вначале надо хорошенько помучиться? Или некоторым удается проскочить между струйками? А те, на кого валится все дерьмо мира, какая им от этого польза? Если она вообще есть. Неужели чем дольше живешь, тем больше страдаешь? Или самое ужасное в жизни время – это детство? Потому что ребенок чаще всего не в состоянии защититься, когда над головой сгущаются тучи и гремит гром. Оказался крайним – получи по полной программе, таков закон джунглей, который имеет силу и в городской среде. А пожалуешься – получишь по двойному тарифу. Когда ты совсем старый, это наверняка тоже плохо, ведь ты не можешь постоять за себя, и есть масса желающих этим воспользоваться. Между детством и старостью у человека наступает средний возраст, возможно, это время передышки. Но, когда видишь в общественном транспорте хмурые физиономии пассажиров, то есть людей, которым примерно от двадцати трех до пятидесяти восьми, трудно поверить, что они проживают лучшие годы своей жизни. Говоря языком статистики, это не представляется доказуемым. Возможно, лучших лет жизни не бывает вообще. Только мгновения, которые надо ловить на лету. И стараться продлить подольше. Как летние каникулы – то, что я люблю больше всего на свете.

Иногда у меня сразу возникает такая масса вопросов, что они прямо расталкивают друг друга, а задать их некому, так что я лежу, глядя на потолок, и никак не могу заснуть. А к четырем или пяти утра на меня наконец наваливается сон. Это еще не настоящая бессонница. Так, любительский уровень. А утром, когда я просыпаюсь, в голове чуть-чуть проясняется, но это только потому, что я забыл вчерашние вопросы. Правда, ненадолго. Но все же какое-то облегчение.

Сегодня мой отец возвращается домой на уик-энд. По будням он дома не ночует: работа у него в Париже, а сюда, в Монтаржи, ехать слишком долго. Правда, многие все же проделывают это путешествие каждый день, торчат в пробках или сидят на платформе, когда у железнодорожников забастовка, которая всякий раз выливается в войну нервов с министерством транспорта, и по телику только об этом и говорят. Но мой отец часто заканчивает работу очень поздно, как люди из шоу-бизнеса. Он добирался бы до дому глубокой ночью, когда мы с мамой уже спим, съедал бы в одиночестве омлет из двух яиц и смотрел по телику ночные новости, а от этого лучше воздерживаться, особенно если вам часто снятся кошмары.

Работа у отца своеобразная, о ней не очень-то удобно рассказывать, но здесь, в моей тетради я могу написать все – а иначе для чего я ее покупал? Итак, скажу прямо: мой отец – торговый агент. Знаю, это мерзкое занятие. Он ходит по домам и предлагает людям стальные двери, сигнальные устройства, системы безопасности. Такой товар пользуется спросом, ведь в наши дни всем страшно жить, Правда, сейчас кризис, и отец постоянно твердит, что «обстановка осложняется». А я спрашиваю себя: бывает ли такое время, когда обстановка становится проще, и если да, то в чем это выражается? Он считает, что у него вымирающая профессия, потому что люди теперь никого к себе не пускают: повсюду кодовые замки, домофоны, видеокамеры. Хотя в этом отчасти виноват он сам, потому что, предлагая людям охранные системы, подпитывает в них маниакальный страх, вот они и стараются превратить свое жилье в неприступную крепость. Примерно как если бы он продавал им веревку, чтобы они повесились. В общем, люди ведут себя, как камикадзе, но его это, похоже, не слишком волнует. На мой взгляд, все человечество превратилось в коллективного камикадзе, или, по крайней мере, имеет такую тенденцию; как иначе объяснить наркоманию, вырубку лесов, перенаселение, использование допинга в спорте, приводящее к раку поджелудочной железы, а кроме того – пестициды в капусте? И это еще не все, и перечислять надо было в другом порядке, но, думаю, вы уловили мою мысль. Наверно, это такая форма героизма – расшибать себе лоб о стену. В прошлом году я видел фильм про самураев, японских воинов, которые, утратив честь, кончали жизнь самоубийством. Возможно, человечество каким-то образом утратило честь: это объяснило бы его тягу к самоубийству.