Иван Кальберак - Венеция не в Италии

Разговор с Полин завязался без проблем: ясное дело, речь пошла о теннисе – удар справа, удар слева и все такое. Она сказала, что ей очень нравятся шведские теннисисты. Для меня это стало большим ударом, поскольку внешность у меня совсем не скандинавская, но я остался абсолютно невозмутимым, как шведский теннисист – они ведь никогда не волнуются. Она была такая милая, забавная, и высказывалась очень точно. Есть люди, которые выражаются туманно, употребляют слишком общие термины, неопределенные прилагательные, а вот она (знаю, я необъективен, но тем не менее) говорила ясно и четко, это напоминало звук только что настроенного рояля. Она заметила, что у шведа при каждой подаче во второй попытке мяч недобирает скорости, и еще у него удар слева только одной рукой, а не двумя, как обычно, и из-за этого он практически не может отбивать слева на уровне плеча. Чувствовалось, что она – настоящий специалист. Я слушал как завороженный. А когда она объяснила мне, что противнику шведа, американцу, надо бы отойти подальше от сетки, чтобы можно было сыграть с лёта и обезопасить себя от кроссов шведа, я влюбился. Хотя вообще-то был влюблен в нее еще с тех пор, как она подняла мой шарик для пинг-понга. Скажем так: влюбился заново. И в ту же минуту понял, что буду влюбляться каждый раз, как увижу, а после очередной встречи жить ожиданием следующей. И это теперь станет моей жизнью, и хуже всего, или, наоборот, лучше всего, что такая перспектива мне нравится, абсолютно меня устраивает, наполняет меня радостью.

Мы смотрели матч минимум до окончания первого сета, после которого еще был тай-брейк. Я молился, чтобы швед и американец играли как можно дольше. В конце концов она спросила, в каком я классе, кто мои учителя и так далее. В общем, задавала личные вопросы, нет, правда, я заинтересовал ее. Хотя по ее зрачкам это было незаметно – они совсем не расширились. Не могу не упомянуть этот негативный момент: надо же быть хоть сколько-то честным. Зато улыбалась она как положено, я насчитал целых три улыбки, настоящие, до ушей, в частности, когда я рассказал ей историю про учительницу математики, и оказалось, что у нас с ней одна и та же! Эта математичка, если присмотреться, очень красивая женщина, хотя сначала я не обратил на нее внимания, потому что для меня она слишком старая, ей, должно быть, от сорока до пятидесяти, но у нее какая-то особенная, чуточку холодная красота. Однажды она весь семестр приходила на урок в элегантных брюках из бежевой фланели с расстегнутой молнией спереди – а молния была очень длинная. Так что мы видели ее кружевные трусы, и даже то, что было под трусами, благодаря эффекту прозрачности, как выражается наш учитель рисования. Должен вам признаться: в эти дни я ни черта не усваивал из ее объяснений, не помнил даже, о чем шла речь, об извлечении квадратного корня или о формулах сокращенного умножения. Потому что самое интересное было не на доске, а в другом месте – думаю, вы меня поняли.

Моя история здорово насмешила Полин, и я подумал, что набрал несколько очков. Это было приятно, она смеялась громко, от души, мне нравится громкий смех, я сам смеюсь громко. Правда, не так оглушительно, как мой папа и мой брат: наверно, у нас это семейное. И в этот момент она показалась мне родным человеком. Но одновременно красавицей. Что представляется неким парадоксом, если принять во внимание внешность моей родни. Надо сказать, не все в моей семье особо привлекательны, но об этом поговорим в другой раз. Короче, это был лучший учебный день в моей жизни, но она должна была скоро уйти, а я не знал, случится ли нам с ней еще поговорить или нет. И тогда я стал ломать голову, как бы назначить ей свидание, искать для этого предлог – например, я мог бы дать ей почитать книгу, а потом ей пришлось бы мне ее возвращать, и мы встретились бы опять, но сейчас у меня с собой была только одна книга, притом совершенно неподходящая – учебник биологии. Я подумал: может, пригласить ее выпить бокал вина «У Бориса» (это кафе при лицее) или пойти со мной в кино, – однако мне показалось, что для первой встречи это было бы рановато. И я стал просто смотреть телевизор. Но интуиция подсказывала мне, что она вот-вот встанет и уйдет. Швед только что выиграл на тай-брейке, предыдущий сет он взял с сухим счетом, так что следующий будет простой формальностью, это сказал комментатор. Не очень-то умно с его стороны так расхолаживать зрителей, и в частности, девушку моей мечты. Теперь ничто не удерживает ее в этой комнате.

Она взяла куртку, сказала, что ее зовут Полин и что было очень круто общаться со мной. Вот бы нам еще поцеловаться на прощание, подумал я, это было бы потрясающе, хотя, признаться, и несколько неожиданно. Она встала и ушла, сказав «до скорого», но мне показалось, что для меня это будет очень нескоро. Я вспомнил о собаках, которых бросают на автострадах летом, в начале сезона отпусков, о старых собаках, которых оставляют одних дома в августовскую жару, вспомнил репортаж о сиротском приюте в Болгарии, я все это видел в теленовостях, а еще о Робинзоне Крузо, который остался один на необитаемом острове, короче, мне стало очень скверно на душе, когда она ушла.

Сегодня утром я встретил Полин в коридоре лицея, она улыбнулась мне издали, только и всего, но у меня в груди вдруг стало очень горячо, не смогу толком это описать, вроде как волна радости захлестывает вас, накрывает с головой, и у вас на лице появляется выражение абсолютного счастья. Словно вы получили ответ сразу на все вопросы. Должно быть, любовь – это и есть ответ сразу на все вопросы. Наверно, я где-то прочел эту фразу, а может, ее произнес священник во время рождественской мессы, мои родители становятся религиозными раз в год, 24 декабря, мы ходим на ночную мессу, надо же чем-то себя занять, пока переваривается индейка, а там настанет время и для рождественского торта, – но у меня, в моем теле, это ощущение возникло впервые. Одно дело верить, и совсем другое дело – знать. Думаю, любовь, а возможно, и Бог – это нечто такое, что надо испытать на самом деле, а не вообразить, не предугадать, не увидеть в мечтах после чтения гороскопа. Мне всегда кажется, что пытаться заставить нас поверить в Бога – все равно что пытаться заставить глухих поверить в Моцарта.

Короче, выиграй я турнир Ролана Гарроса, я и то не был бы доволен так, как в тот момент, когда Полин улыбнулась мне в коридоре. Но секунду спустя я задумался: а что она чувствует ко мне? Простую симпатию, слабо выраженное влечение? А может, я кажусь ей забавным, и все? Возможно ли в принципе понравиться кому-то, кто нравится вам? У меня, например, это никогда не получалось. Допустим, Полин не так нереально прекрасна, как девушки в журналах, у нее не та красота, от которой можно умереть, зато от ее красоты хочется жить. Потому что Полин настоящая. Потому что она дышит, у нее бьется сердце. Потому что она дрожит, когда ей холодно. Потому что у нее так ярко блестят глаза. Короче, я даю ей двадцать баллов из двадцати. А сколько дала бы мне она? Наверно, я получил бы среднюю оценку… Одиннадцать или двенадцать баллов. Или вообще ноль. Или девятку.