Маргерит Дюрас - Вице-консул

– Ты бы не смог его вынести, – вставляет Анна-Мария Стреттер.

– А ты?

Она слегка пожимает плечами, улыбается.

– О! Я… я тоже… не стоило вмешивать в это всех.

– О чем ты с ним говорила?

– О проказе, – отвечает Анна-Мария Стреттер.

– О проказе, и только… ну уж.

– Да.

– Вы чем-то встревожены, – говорит Майкл Ричард Чарльзу Россетту.

– Это очень тяжело… то, что произошло с ним сегодня вечером.

– Что именно? Прошу прощения, меня здесь не было…

– Его окончательно и бесповоротно исключили из… отсюда… по-моему это его идефикс… Думаю, – теперь он обращается к Анне-Марии Стреттер, – он давно хотел познакомиться с вами… По утрам он ходит к теннисным кортам, зачем бы еще… так мне кажется…

На нее смотрят выжидающе, но ей, похоже, ничуть не интересно.

– Как, по-вашему, Анна-Мария?.. – начинает Питер Морган.

– Конечно.

– Что ему надо на кортах? – спрашивает Питер Морган.

– Не знаю, – отвечает она.

Негромкий нежный голос, острие иглы, не причиняющее боли. Она видит, что Чарльз Россетт не сводит с нее глаз.

– Он идет наобум, – говорит она, – ищет наугад.

– Довольно об этом типе, – просит Питер Морган.

Двадцать четыре года. Он впервые в Индии. Джордж Кроун для него лучший собеседник.

Глухой рык снова доносится со стороны Ганга. Чарльз Россетт встает.

– Пойду посмотрю, добрался ли он домой, невозможно так сидеть… Это близко, пять минут…

– Он, наверно, блажит с балкона, – говорит Питер Морган.

– Если он вас увидит, – предупреждает Джордж Кроун, – то лишь утвердится в сознании сегодняшнего, как вы это называете, фиаско.

– Оставьте его, уверяю вас… – просит Анна-Мария Стреттер.

Чарльз Россетт снова садится. Тревога отпускает его. Ничего страшного, просто нервы, усталость последних недель.

– Наверное, вы правы.

– Ему ничего не нужно.

Питер Морган и Джордж Кроун, должно быть, часто ведут такие разговоры, как сегодня вечером. Они беседуют о времяпрепровождении сумасшедшей попрошайки из Калькутты, той, что всегда узнает места, где ела.

Чарльз Россетт больше не порывается выйти. Майкл Ричард задумчив, он расспрашивает Анну-Марию Стреттер о вице-консуле. Что она скажет о нем?

– Мне показалось, по его виду, пока он не заговорил, что в его глазах… что он смотрел на что-то потерянное, им потерянное… недавно… смотрел до бесконечности… быть может, это была идея, крушение идеи… А теперь я уж и не знаю.

– Так действует несчастье, как ты считаешь?

– Не думаю, – говорит она, – что этот человек… да и какое такое несчастье? Что он потерял, чего никто больше не увидит?

– Все, быть может?

– Где? В Лахоре?

– Возможно, возможно, если ему было что терять, то потерял он это наверняка в Лахоре.

– А что он взял у Лахора взамен?

– Он ночью стрелял в это скопище?

– Ах да, наобум по толпе?

– Конечно, ведь днем видно кто.

– В садах он насвистывает «Indiana’s Song».

Джордж Кроун и Питер Морган подошли ближе. Они говорят о попрошайке: удивительно, что проказа ее не берет, она ведь спит в проказе и с проказой, а каждое утро всю себя осматривает – ничего, еще цела.

Анна-Мария Стреттер встает, к чему-то прислушивается. Потом говорит Питеру Моргану:

– Это она, та женщина, что поет на бульваре… слышите?.. Надо мне все-таки когда-нибудь выяснить…

– Да ничего ты не выяснишь, – отвечает Питер Морган, – она совершенно потеряла рассудок.

Пение удаляется.

– Я, наверное, ошибаюсь, этого не может быть, мы здесь за тысячи километров от Индокитая… Как бы она смогла?

– А вы знаете, – говорит Джордж Кроун, – что Питер пишет книгу, вдохновившись ее песней Саваннакхета?

Питер Морган наконец смеется.

– Я вдохновляюсь болью Индии. Все мы так или иначе это делаем, не правда ли? О такой боли возможно говорить, только дав ей дышать в нас… Я сочиняю записки об этой женщине.

– Почему о ней?

– С ней больше ничего не может случиться, даже проказы…

– Есть моя Индия, есть ваша, и еще чья-то, и еще, – говорит Чарльз Россетт – и улыбается, – а можно, что вы, кажется, и делаете, впрочем, не знаю, заметьте, я с вами незнаком, – смешать все эти Индии вместе…

– А у вице-консула Индия больная?

– Нет, у него ее нет вовсе.

– Так что же у него вместо нее?

– Да ничего.

– Мы-то привыкли, – говорит Майкл Ричард, – все мы. И вы тоже, пяти недель вполне достаточно, трех дней достаточно. А потом…

– Россетт, вице-консул все еще тревожит вас?

– Нет… так потом… вы говорили…

– О! Потом… потом… нас куда сильнее выбивает из колеи вице-консул, нежели голод, свирепствующий сейчас на Малабарском берегу. Он ведь безумен, этот человек, верно, просто-напросто безумен?

– Когда он кричал, вспоминался Лахор… там, с балкона, ночами, он тоже кричал.

– У Анны-Марии, – говорит Джордж Кроун, – своя Индия, но ее нет в нашем коктейле.

Он идет к ней и порывисто обнимает.

– Стоит ли здесь лить слезы из-за вице-консула Франции? – спрашивает Питер Морган.

– Нет, – роняет в ответ Анна-Мария Стреттер.

Больше никто, похоже, не имеет мнения на этот счет.

Приносят оранжад и шампанское. Уже не жарко. Слышно, как идет дождь над Калькуттой, шелестит в зелени пальм. Отправятся ли они в «Blue Moon»? Это кто-то спрашивает. Нет, решительно, не сегодня. Слишком поздно. Здесь хорошо.

– Я, кстати, побывал в Пекине, – говорит Джордж Кроун, – ах, я видел тебя на каждой улице, весь город все еще говорит мне о тебе.

– Знаете, – она обращается к Чарльзу Россетту, – «Blue Moon» – самое обыкновенное кабаре. Европейцы боятся туда ходить из-за проказы, вот и придумали, что это бордель.

– Известному лицу, – говорит Чарльз Россетт, смеясь, – наверняка неизвестно сие место.

Гроза удаляется.

– Вы этого ждали от приезда в Индию? – улыбаясь, спрашивает она. – Все ждут чего-то в таком роде.

Снова слышен негромкий крик Калькутты.

– Признаюсь, пять недель, что я здесь, были трудными, но в то же время, и это, наверно, общее правило, здесь встречаешься с чем-то… не знаю… ожидаемым, что ли…

– Вы предпочли бы назначение в другое место?

– В любое другое, на первых порах.

Но Майклу Ричарду хочется еще поговорить о вице-консуле.

– В его досье, я слышал, есть слово «невозможный».

– Что же было невозможно?

– Чего он хотел от тебя, Анна-Мария?

Она внимательно слушает. Вопрос Майкла Ричарда застал ее врасплох.

– О! Это не вполне ясно.

– А что, если вице-консул из Лахора таким и был – всего лишь человеком из тех, что ищут женщину, подле которой они надеются обрести забвение?

Улыбнулась ли она?

– Что там в точности написано, в его досье? – спрашивает Майкл Ричард.

– Ох! – вздыхает она. – Например, что он стрелял ночью по садам Шалимара.