Эдвард Докс - Каллиграф

Я пошел к выходу, расположенному в дальнем конце зала, по дороге размышляя о коллекции икон, созданных якобы в русском православном стиле. Фигуры на них были размытыми и искривленными; казалось, они стремятся уйти в глубь картин, ускользнуть под раму, так что было невозможно определить, являются ли они образами святых, гротескными, деформированными изображениями неведомых животных или просто клубками расплывчатых линий, не имеющих никакого смысла.

– Слушай, Уилл, мне нужно пятнадцать минут. Ты сможешь задержать на это время остальных? Пожалуйста, сделай это для меня. Не дай им уйти с этого этажа. Если тебе покажется, что они готовы двигаться дальше, организуй пожарную тревогу или еще что-нибудь. Я не хочу вляпаться в очередное дерьмо. Только не сегодня. Это было бы ужасно. Люси и так на взводе. Я просто хочу, чтобы сегодняшний ужин прошел как можно спокойнее и приятнее.

– Пожарная тревога?

– Да, в этом случае автоматически останавливаются все эскалаторы.

Он покачал головой, но в глазах у него загорелся озорной огонек.

– Прости, Уилл. Клянусь тебе: та девушка подмигнула мне, а она слишком хорошенькая, чтобы не обращать на нее внимания. Ну, признай – это так. Что мне остается делать? Я просто не могу пропустить ее. Миллионы мужчин дорого бы дали за то, чтобы им подмигнула такая девушка. Я обязан действовать. Пятнадцать минут, не больше.

Он улыбнулся:

– Ладно. Иди-иди, подцепи ее. Но если меня арестуют за ложную тревогу, я сразу же признаюсь, что это именно ты заставил меня так поступить. Я вынужден буду объяснить, что ты опасный подстрекатель, кроме того крайне неразборчив в связях…

– Я исключительно разборчив.

– Мне придется также рассказать, что ты категорически не способен вести себя пристойно по отношению к друзьям – и даже по отношению к собственной девушке – и что ты заслуживаешь того, чтобы тебе преподали серьезный урок. Встречаемся через пятнадцать минут.

– Спасибо, Уильям.

– И не забудь узнать, нет ли у нее сестренки.

Я не хочу сказать, что именно Сесиль – виновница тех кошмарных событий, которые потянулись за этим, во всех отношениях зловещим празднованием моего двадцатидевятилетия. Но поскольку с нее и начались все дальнейшие несчастья, ей-то придется нести за них полную ответственность: «J'accuse Cécile, la fille française [3]».

Если бы Сесиль мне не подмигнула, вероятно, я бы не стал рисковать. Но какая еще может быть цель у такого манящего средиземноморского взгляда, кроме желания заманить мужчину в свои сети?

В любом случае пожарная тревога сделала свое дело.

За ней последовал хаос, прокатившийся через «Действие обнаженного тела», словно посланник с передней линии фронта, который несет новости о приближении вражеской армии. Десятки облаченных в оранжевую униформу служащих хлынули в залы из маленьких комнат, спрятанных за дверями с табличками «Служебное помещение». Они немедленно приступили к эвакуации посетителей. Лифты остановились. На стенах, в самых неожиданных местах, где-то под самым потолком, загорелись синие огоньки. И, словно всего этого было недостаточно, омерзительно размеренный женский голос на самых разнообразных языках с интервалом ровно в тридцать секунд произносил одну и ту же фразу: «Это сигнал тревоги. Пожалуйста, покиньте здание через ближайший аварийный выход и следуйте указаниям служащих галереи. Спасибо».

Я как раз успел дойти до шестого этажа и сделал не более трех шагов по залу. Когда началась тревога, я остановился возле широких дверей аварийного выхода на верхней ступеньке эскалатора и стал ждать Сесиль. Она должна была покинуть галерею вместе с остальными именно этим путем. Мне даже не пришлось искать ее. Общая паника меня забавляла.

Родители напряженными, звенящими голосами давали указания своим чадам. Группа скандинавов медленно шествовала к запасной лестнице. Итальянцы обнимали итальянок. Компания студентов художественного колледжа с неохотой оторвалась от своих складных стульчиков и планшетов с неоконченными копиями. Пара детишек стремительно пронеслась мимо «Сценического несогласия», висевшего напротив. А какая-то американка начала верещать: «Мой Бог, мой Бог!»

Поскольку Ирония и Пустота, очевидно, заменили в этом храме искусства Бога и Красоту, мне пришла в голову неожиданная мысль: если снять все это на камеру, наверное, можно было бы представить сцену паники в качестве очередного арт-проекта и показать его в «Обществе исторической памяти». Можно его озаглавить, скажем, так: «Люди со всего света, отбывающие в состоянии неопределенности» (Джаспер Джексон, каллиграф и видеохудожник). Конечно, я не знал, что Сесиль зовут именно Сесиль, когда оказался позади нее. Между нами было три или четыре человека. (Обгон, поклон, пардон, опять обгон – и так все шесть пролетов вниз по непростительно функциональной пожарной лестнице.) Я вообще ничего про нее не знал, за исключением того, что она невысокая, порывистая, черноволосая, немного похожая на мальчишку, одета в обтягивающую юбку из грубого холста длиной чуть выше колен, что у нее загорелые ноги и неподходящие к сезону шлепанцы, издававшие громкий хлопок при каждом шаге. А еще знал, что она совершенно определенно мне подмигнула, когда мы обходили вокруг роденовского «Поцелуя».

Снаружи, благополучно миновав плиты мостовой южного берега, я торопливо огляделся. Начинало смеркаться. За Темзой виднелся собор Святого Павла – тучный епископ и плоскодонка, севшая на мель у него за спиной. Две жирные чайки тяжело взмахивали крыльями, борясь со штормом. Толпа, выходившая из галереи, образовывала небольшие водовороты, но ни Уильям, ни Натали не появлялись, не мелькал в толпе и русый пучок прекрасных волос Люси.

Сесиль стояла спиной ко мне, облокотившись на парапет, и смотрела на противоположный берег.

– Привет, – сказал я.

Она обернулась и улыбнулась мне:

– О, привет.

– Это было довольно забавно, – я ответил ей широкой улыбкой.

– Думаешь, там и вправду пожар?

Я изобразил сомнение:

– Может, террористы или противники современного искусства. Или какие-нибудь радикальные вегетарианцы.

– Интересно, что бы они стали спасать из огня? – Она лениво согнула ногу, дерзко выставив в мою сторону обнаженное колено и покачивая ступней, на которой свободно болтался шлепанец. – Картины или объекты!

– Хороший вопрос.

– Может быть, у них есть заранее разработанный порядок действий на случай чрезвычайной ситуации – и они начинают сверху, постепенно спускаясь вниз, пока огонь не разгорится слишком сильно.

– А может быть, – отозвался я, – они дают шанс огню делать свое дело и ждут, пока все не сгорит дотла, а потом на расчищенном участке открывают новую галерею: «Современная постпожарная экспозиция. Новый тип искусства».