Эдвард Докс - Каллиграф

– …Говорят, кто в день по яблоку съедает – к себе врача не подпускает. Почему бы сразу не прогнать их взашей, безо всяких яблок? Если вы будете им все время что-то давать, они заведут привычку приходить снова и снова… Нет, серьезно: ведь жениться пока не перестали, верно? Двадцать лет назад мы все думали именно так: игра в брак окончена. «В чем смысл?» – спрашивали мы все. Но вы мне вот что скажите: чего вы еще хотите? Черные, белые, богатые или бедные, – чего хотят все эти мальчишки и девчонки в глубине души? Жениться или выйти замуж. Но этого мало: они хотят заполучить все по полной программе – церковь, священник, конфетти и прекрасное белое платье… О, разве она не прелесть какая хорошенькая? А где заказывали букет? Медовый месяц на Сейшелах. Квартира в Бэлхэме… [69]Я знаю, сэр, я знаю – не надо смотреть на меня с таким отвращением… Нет, но только серьезно: я не понимаю, почему мы обязаны делать свадебные подарки? Правда, не понимаю. Эти парочки – счастливчики. Не то что мы все – одиночки-неудачники. Если вы меня спросите, все вокруг идет совершенно неправильно. Если два человека каким-то образом договорились между собой и обрели любовь и счастье, а также взаимное удовлетворение и регулярный, обоюдно приятный секс, значит, самое меньшее, что они могут сделать: купить своим бедным, одиноким ублюдкам-гостям каждому по чертову тостеру!

Кто-то – скорее всего, его промоутер – громко выкрикнул из заднего ряда:

– Так держать, Верн!

Я осознаю: есть люди, которые способны заключить, что мой выбор места для свидания, после которого предполагался финальный coup [70], был чересчур déclassé [71], и потому я получил в итоге именно то, чего заслуживал. Не случайно ведь (бормочут восьмидесятилетние старцы) такое количество комедийных клубов расположено под лестницами и в подвалах. Концертный зал в Вене – это да, или балет в Санкт-Петербурге, или, может быть, неизбежная венецианская гондола, – неужели все это не стало бы лучшей прелюдией к великому акту половой любви?

На что я должен ответить: увы, нет. Мы живем во времена высоких фарсов и низких комедий; наши картинные галереи, как и парламент, переполнены отбросами, а протестные настроения сегодняшней молодежи выражаются, по большей части, в том, чтобы заказать капуччино без шоколадной крошки. В наши дни путь, который напрямик ведет к двери в спальню, скорее всего, будет найден в результате веселого вечера, проведенного в баре, в тепле и комфорте, в интимной обстановке, причем потенциальные любовники будут одеты в заурядные поношенные джинсы и старые добрые пиджаки. Мир перевернулся вверх тормашками… При всем моем сожалении, боюсь, современное соблазнение связано уже не с песнями или сонетами; оно ассоциируется со смехом и забвением. Плюс к этому, после возни, которой заканчивается уединенный ужин, цыпочки обычно предпочитают, чтобы при следующей встрече вы хотя бы сделали вид, что все в порядке.

После чудесной прогулки по вечернему Лондону – по Эбби-роуд и квазипасторальным прелестям парка Сент-Джонс-Вуд – мы заняли свои места в углу зала: достаточно близко, чтобы наблюдать все нюансы комических гримас и жестов, но на таком расстоянии, чтобы никому не пришло в голову пытаться вовлечь нас в происходящее. Позади нас находился ряд из четырех кресел: две пары, которые (судя по тому, что они ошибочно считали беседой) были клинически одержимы темой школьных успехов и способностей к обучению своих отпрысков. Перед нами располагалась мощная стена из пяти женщин (всем сильно за пятьдесят), пришедших повеселиться и уверенно погрузившихся в крепкий сон – каждая втайне надеялась, что соседка разбудит ее в нужный момент, чтобы она успела сказать, что представление «оказалось именно таким хорошим, как и говорили». За исключением нескольких скороспелых семнадцатилетних девочек – несомненно, предназначенные к закланию девственницы, живущие по соседству, – аудитория состояла по преимуществу из мужчин и женщин от двадцати до сорока лет: красноглазых рабов зарплаты со всего Лондона, которые надеются пролить бальзам на раны от своих цепей.

Помещение было прокуренным и тесным: деревянные полы, белый потолок, собрание грубоватых стульев, скамеек и табуретов, стоявших аккуратными рядами, по мере появления публики постепенно нарушавшимися. Позади находился крошечный бар, полностью экипированный всем необходимым но использовавшийся, вероятно, лишь в те вечера, когда здесь показывали комедии. Но изюминкой этого места были плакаты, которыми были завешаны все стены: мужчины, с удивленными лицами выглядывавшие из люков; женщины, хладнокровно прикуривавшие сигареты не с того конца; мужчины с иронично сверкающими зубами; женщины с высунутыми языками, в платках в горошек; несколько известных комиков, снятых под таким углом, что головы их казались огромными, а ноги – совсем маленькими; еще какие-то личности, облаченные в эксцентричные костюмы, с криво наклеенными усами – «Доминик Кейк-Мауф в роли Понтера Баварского!», «Денни Мов в шоу "Монологи Мак-Мова"! (Вы нигде не найдете представления веселее!)», «Фил Хилл! Больше внезапности, чем при взрыве», «Придурки в космосе!».

Первая половина прошла сносно. Не слишком смешно – но и не сказать, что совсем не смешно. Проблемы начались с появлением парня с полицейской дубинкой. Потом вышла женщина с велосипедом и плоскими гэгами по поводу менструации, шоколада и того, что мужчины не способны делать больше одного дела одновременно. (А как же лежать на диване и болтать, сестренка? Всегда пожалуйста.) После этого была весьма забавная сценка между мужчиной и женщиной, построенная как серия шуточных интервью-розыгрышей – полиция, работа, телевидение и прочие темы. И наконец, чтобы обозначить антракт, на сцену поднялся находчивый конферансье. Пока он вещал, я спокойно потягивал пиво, а Мадлен отважно мешала его с водкой и тоником. На ней были джинсы, сидевшие низко на бедрах, облегающая футболка и короткая джинсовая куртка, которая не подходила к остальному.

– Отлично, дамы и… господа, – заявил конферансье, завершая свою речь, – эта игра состоит из двух таймов, и сейчас у нас перерыв. А перерыв означает три вещи: первое – я нахожусь за кулисами и доступен для занятий сексом, если это потребуется кому-нибудь из дам; второе – вы все можете пойти и чего-нибудь выпить; третье – те из вас, кто не намочил штаны со смеху, могут сейчас сходить в туалет. Это касается и вас, сэр.

– Что ты думаешь об этом? – спросил я Мадлен, когда все потянулись к бару.

– Девушка была хороша. Очень смешно. Думаю, сценка с интервью тоже забавная, особенно когда они начали путать и мешать все тексты. – Она улыбнулась, а потом подняла руку и вытащила из уголка моего глаза ресницу, из-за которой я все время моргал. – Вот и все.