Рам Ларсин - Девять кругов любви

Он безвольно побрел за зеваками, которые слонялись по узким переулкам мимо скучных, лишенных какой-либо фантазии реклам магазинов. Дюжий парень задел его мощным плечом и лениво повернул к нему квадратную физиономию, выражавшую превосходство и насмешку – так, наверное, смотрят счастливые любовники на обманутых мужей.

– Не этот ли, – мелькнула злая мысль, – не эти грубые руки… – ему не хватало слов.

Всегда послушное воображение Андрея взбунтовалось против его воли, и он не мог представить себе любимое лицо Юдит, ее смугло-золотистое тело в объятиях другого.

– Никудышный из меня Отелло! – сокрушенно подумал он, чувствуя, однако, какое-то облегчение.

Андрей остановился перед витриной с подвенечными платьями. Глядя на пластмассовую невесту, одетую во все белое, он пытался урезонить себя:

– Но ведь то, о чем рассказала Юдит, случилось до нашей встречи с ней. Разве у меня раньше не было девушек?

За углом, на площади, обсаженной пушистыми липами, он увидел уже знакомых ему индусов или цыган. Слепой старик, с большой копной седых волос, опирался на руку темнокожей женщины, которая сейчас, возможно, из предосторожности, скрывала под большой серой шалью традиционный наряд – красную блузку и ветхую юбку, грозившую немедленно распасться на массу цветных лоскутков. Иногда она что-то сердито говорила своим шустрым ребятишкам, чье число не подавалось определению, потому что они, ни секунды не стоя на месте, мгновенно исчезали вопреки позитивным законам и вновь материализовывались, счастливые и замечательно грязные. Зато чистым золотом блестели на ее груди всевозможные украшения и ярче других – тонкая цепочка с алым, в форме сердца, камнем.

Как водится, она предлагала встречным предсказать их судьбу, а отец для убедительности трогал каждого изможденной рукой: когда-то, на далекой родине, его предки были объявлены неприкасаемыми, но никто не запрещал им прикасаться к другим. Впрочем, прохожие, подавленные гнетущим зноем, не проявляли особого внимания к экзотическому семейству, и только светловолосая девушка в подъезде двухэтажного здания не отрываясь смотрела на кровавое сердечко у открытого ворота цыганки.

– Тина! – пробормотал Андрей, поняв, что ноги не случайно привели его сюда. Уж у нее-то есть ответы на все вопросы!

На мгновение взгляды обеих женщин встретились, и старшая сразу овладела ситуацией. Сняв с себя то, что так привлекало Тину, она внезапно потеряла всякий интерес к окружающему и словно впала в какой-то транс: помутневшие глаза чуть косили в сторону девушки, пальцы искусно играли блестящей цепочкой, которая сплеталась в странные, таинственные узоры, а Тина как завороженная повторяла эти движения, приближаясь к цыганке спотыкающимся шагом. Наконец, шумно вздохнув, она остановилась возле нее:

– Этот красный камешек!

Та, как бы очнувшись, поправила, слабо усмехаясь:

– Рубин, рубин. Спроси у отца, он никогда не врет, – в последних ее словах явно прозвучал упрек.

Старик прошамкал:

– Из священного храма Тадж-Махал, – и попросил. – Пойдем, Зара, я устал.

Последовал тинин классический вопрос:

– Сколько он стоит?

– Пятьсот! – уже окрепшим голосом объявила Зара.

– Что? – переспросила Тина возмущенно и в то же время радостно, так как уже ощущала эту изумительную вещь на своей шее. – Но… у меня нет сейчас столько. Может быть, дома… Я живу напротив.

Цыгане – надо отдать должное их выдержке – не слишком поспешно двинулись за девушкой, и Андрей, до сих пор скрытый телефонной будкой, тоже. Сквозь низкое окно, неплотно прикрытое жалюзи, он видел продолжение комедии: вот Тина суетливо что-то ищет в шкафу, роется в сумочке, Зара кладет на стол легендарное сокровище, и дальше – хорошо разыгранный финал: в комнату с гиком врываются невесть где пропадавшие дети, хватают с полок разные безделушки, которые, казалось, тут же тают в воздухе.

Тогда Андрей закричал: «Полиция!» и ринулся вперед.

Результат удивил его самого.

Страх, глубокий, не наигранный, исказил темную физиономию Зары. Забыв о цели своего визита, она торопливо тянула к выходу шумное потомство. Старик, однако, не спешил. В его вздыбленных волосах и языке, облизывающем сухой рот, было что-то эйнштейновское. Внезапно он преобразился, словно понял, что все относительно. Глядя впереди себя ясными здоровыми глазами, он вырвал из рук Тины единственное, что она успела найти – пятьдесят шекелей, и удалился.

Та ликовала:

– Ах, Андрюша, ты так вовремя! Дай я тебя поцелую! Сэкономил мне уйму денег!

– Разве тебе не хватает? Я слышал, ты снимаешься для порножурнала.

– Эротического, – строго покачала она головой.

– А велика ли разница?

– Теперь уже нет: то и другое запрещено какими-то импотентами в кипах.

– Что же ты будешь делать?

Ее голубые глаза стали совсем светлыми:

– Уеду домой.

Андрей засмеялся:

– Может быть, это не так уж плохо? Во всяком случае чище, а?

– Ну ладно. – Тина надула губы. – Лучше помоги мне открыть цепочку. Кстати, что привело тебя сюда, такого женатого? – спросила она, хотя знала только одну причину, которая заставляет мужчину придти к женщине. Впрочем, их с Андреем не связывали никакие обязательства. Поэтому он не посвящал ее в свои отношения с Юдит, а Тина умолчала о недавнем знакомстве с неким романтичным юношей из Франции. Хотя он, как выяснилось позже, оказался евреем, но был красив и скромен, чего нельзя ожидать от настоящего парижанина. Несколько часов кряду читал Тине наизусть стихи Бодлера о любви. Сидел и мучился, стараясь перевести все это. Она не выдержала: может быть, удобнее переводить любовную поэзию в постели? Тот ужасно смутился, но ничего, показал себя неплохим переводчиком…

– Я зашел за своими книгами, – легко проговорил Андрей.

– Конечно, – поспешила она принять его объяснение. – Правда, я не успела их прочесть. Да и желания нет. Литература для меня ограничилась школьной программой. Слишком она далека от жизни. Например, у Чернышевского: «Не дай поцелуя без любви». И тут же – пушкинская Татьяна, светлая душа. Выйдя замуж, она отказала возлюбленному. А ведь ей, дорогой мой, не только что поцелуй, а всю себя пришлось отдать нелюбимому человеку! Как же эта невинная барышня, не любя, легла в постель со стариком?

Андрей по старой привычке не слишком вслушивался в рассуждения бывшей подруги. Возясь с хитрым замком, он все больше удивлялся своему присутствию здесь. Какую власть имело над ним раньше ее бело-розовое гибкое тело, если он терпел все это – сингапурские пейзажи, купленные на центральной автостанции, глазастые павлиньи перья в вазочках, а также коллекцию фарфоровых слоников мал-мала меньше. Но самым невероятным был ковер, вытканный сверкающими нитками, где сошлись вместе нежная голубка, гладкая змея и игривая, почти женственная львица – странная аллегория, в которой угадывался тайный чувственный смысл.