Кэролин Джесс-Кук - Мальчик, который видел демонов

– Если ты ответишь на мои вопросы, я отвечу на твои. Договорились?

– О Руэне?

– Нет, Алекс. О твоем отце.

Он моргнул.

– Хорошо… раз уж у меня будут брать интервью, давай сделаем это, как положено. – Я достала из кармана мобильник, нашла функцию «Звукозапись». – Мы все запишем. Как на настоящем интервью.

Алекс пожал плечами.

– Мне без разницы, это не мои вопросы. – Он достал из брючного кармана листок бумаги.

Я наклонилась и увидела, что это список вопросов, написанный черным маркером. Алекс откашлялся.

– Номер один. Вашу дочь звали Поппи?

Я ахаю, ничего не могу с собой поделать. Этот вопрос – больше, чем догадка, а я никогда не делюсь подробностями личной жизни. Пытаюсь понять, каким образом он мог узнать ее имя. Конечно же, Майкл никогда бы ему не сказал. От ее имени, слетевшего с его губ, меня прошиб пот. Капельки выступили на лбу и между лопатками.

Наконец ко мне вернулся дар речи:

– Почему ты спрашиваешь, Алекс?

– Не я – Руэн.

– Какое дело Руэну до моей дочери?

– Я точно не знаю.

– Хорошо. Следующий вопрос.

– Ваша дочь умерла четыре года назад?

У меня сжалось сердце, появилось желание уйти. Нет, мне хотелось убежать отсюда. Но я напомнила себе, что в лечении Алекса мы приблизились к критической точке. Он наконец-то открывал подходы к Руэну. Я мысленно сосчитала до десяти, медленно дыша и подавляя волнение. От меня требовалось раскрыть истинную причину, по которой Алекс задавал такие вопросы. Открыв глаза, я увидела, что ему не по себе.

– Я действительно очень сожалею, – тихо произнес он. – Просто… я обещал Руэну, что задам эти вопросы. Я не хотел вас расстраивать.

Дыхание у меня выровнялось.

– Можешь спросить Руэна, почему он интересуется Поппи?

Алекс повернулся и повторил мой вопрос Руэну, который вроде бы стоял позади него. Через несколько секунд тишины вновь посмотрел на меня.

– Руэн говорит, что вы нравитесь ему, и он восхищен тем, что вы играете на рояле.

Я помнила его фразу о Равеле при нашей первой встрече.

– Я люблю играть на рояле. Но ты это уже знаешь, так? Можем мы перейти к следующему вопросу?

Алекс поерзал на стуле, посмотрев на список.

– Номер три. Вы верите в Бога?

– Присяжные еще не пришли к единому мнению по данному пункту, Алекс, – ответила я. – Извини, Руэн. – Я решила показать, что признаю возможность присутствия Руэна в палате, заметив, что при нем Алекс чувствует себя увереннее. Его плечи расправились, он не опускал голову.

– Это ответ и на четвертый вопрос, – проговорил Алекс.

– Какой?

– Вы верите в Сатану, князя Тьмы?

– А следующий вопрос?

– Если бы вы могли получить все, на чем бы вы остановили свой выбор?

Этот вопрос затруднений не вызвал. Наоборот. Проще простого. «Мне нужна Поппи, – подумала я. – Живая и здоровая». И вдруг обратила внимание на репродукцию за спиной Алекса. Поле маков [22]. Я улыбнулась.

– Понятно, – кивнул Алекс. – Руэн говорит, что вы ему уже ответили.

Я нахмурилась.

– Алекс, почему Руэн хочет все это знать?

Он долго не отвечал. Наконец вновь кивнул.

– У меня остался только один вопрос.

Я ощутила разочарование: Алекс начал уходить от прямых вопросов. Глубоко вдохнула, размышляя над тем, как перевести разговор на его отца.

– Задавай.

– Вы любите Майкла?

Я рассмеялась, наблюдая за Алексом. Он смотрел в стол, словно стыдился.

– Люблю ли я Майкла? Следующий вопрос.

– Больше нет…

– Следующий вопрос, – настойчиво повторила я. Губы Алекса задрожали.

– Все хорошо. – Его плечи поникли. – Руэн говорит, что уже знает ответ.

Я смотрела, как Алекс складывает и убирает листок бумаги, потом пододвинула к нему мобильник, чтобы записать ответы уже на мои вопросы.

– Теперь мы поговорим о твоем отце? – произнесла я, усевшись поудобнее. – Можешь рассказать мне о нем? Как он выглядел? Что ты о нем помнишь?

Прошло несколько секунд. Я предложила наводящий вопрос:

– Он тебя любил?

– Да, думаю, да. Видите ли, он умер, когда я был маленький. Я помню мало из того времени, когда он был жив.

– Что именно ты помнишь? Можешь рассказать?

– Помню, что отец любил покупать мне игрушечные автомобили. И мы иногда ходили с ним плавать, и он всегда приносил домой большие пакеты с едой, если собирался остаться.

– То есть он приходил, чтобы провести время с тобой и твоей мамой? Ты когда-нибудь бывал у него дома?

Алекс покачал головой.

– Папа жил в разных местах. Какое-то время он жил в Америке, а также в Дублине и в Донегале. Однажды он сказал, что жил в хлеву.

– В хлеву?

Алекс наморщил нос.

– Он говорил, что там очень воняло. И никаких удобств.

– Еще бы! А почему он жил в хлеву?

Он, похоже, погрузился в воспоминания, глаза затуманились.

– Он целые дни проводил в кухне, готовя странные блюда, которые маме не нравились, но она ела, потому что хотела есть.

– Какие именно?

– Не помню. С необычным запахом, а иногда от них слезились глаза. У него были татуировки на обеих руках.

– Татуировки?

– Да. Ирландский флаг здесь… – Алекс хлопнул по левому бицепсу, – … и слова тут. – Он коснулся правого предплечья.

– Какие слова?

– Наверное, даже не слова, а буквы. Они что-то обозначали. Я не знаю, что именно.

Я попыталась сдержать себя, не напирать на него очень уж сильно.

– А когда он умер, что ты ощущал?

Алекс смотрел прямо перед собой.

– Одиночество. Пока мама не купила мне Вуфа, и все стало хорошо. Она плакала.

– Мама плакала, когда умер твой отец?

– Да, но она еще и злилась. И боялась. Пыталась выбросить наше пианино, но Руэн сказал, что нельзя этого делать.

– Где сейчас Руэн?

Алекс огляделся.

– Только что был здесь. Не знаю, куда он ушел.

– Руэн причинил тебе вред? Или велел тебе причинить вред себе?

В глазах Алекса мелькнул страх.

– Полисмен… – пробормотал он, а потом заплакал.

Я обняла его, больше он ничего не сказал.

Я оставила Алекса в больнице, попросив лечащего врача связаться со мной перед тем, как его будут выписывать. А пока позвонила психиатру Синди, чтобы выяснить, разрешила ли та положить Алекса в клинику.

– Нет, не разрешила. – Труди вздохнула на другом конце провода. – Но я считаю, что в ее нынешнем состоянии она не способна на адекватные решения в отношении Алекса. Его тетя согласилась на время взять над ним опеку.

Мы помолчали, сознавая драматизм создавшейся ситуации. Синди разрешение не дала, и новость, что сестра пошла против ее воли, не улучшит их и без того сложные отношения. И я очень сожалела, что не удалось убедить Синди, что лечение в Макнайс-Хаусе послужит исключительно интересам Алекса. Она скорее всего будет исходить из того, что пребывание Алекса в Макнайс-Хаусе – шаг к разрушению ее семьи. Я оказалась в тяжелейшем положении, однако не собиралась отступаться. Правильное лечение – единственная надежда Алекса.