Яков Томский - Отель, портье и три ноги под кроватью

Я отключил телефон и вошел в «Алиби»; он уже ждал меня.

– Вот он, мой мальчик.

Он встал, и мы пожали друг другу руки, улыбаясь и оглядывая друг друга с ног до головы.

– Ты ни капли не изменился, Томми.

– Только внутри, Перри. Только внутри. Ты вроде в порядке, приятель. – Но он выглядел старше, его глаза смягчились, а в волосах появилась проседь. На нем была кепка с эмблемой «Янки» – чего я никогда не замечал и с чем не ассоциировал себя тогда.

– Сначала ты, – сказал Перри.

– Нет, ты.

– Давай, Томми, рассказывай.

– Нет. Как твоя семья, в порядке?

– Все нормально. Дальше.

– Дальше что, Перри? Мне нечего рассказывать. А вот тебе есть.

– Давай выпьем, а?

Мы подошли к стойке. Бармен поставил две бутылки «Хайнекен» перед Перри, не говоря ни слова, и вопросительно кивнул мне. Перри почему-то заказал мне «Хеннеси».

– Добро пожаловать обратно в Новый Орлеан, Томми.

– Я счастлив вернуться домой.

– Значит, это твой дом, да? Рад слышать.

– Мне определенно так кажется. Значит, семья в порядке. А что со всеми остальными в отеле?

– О. Ну, с кем?

– Да ладно, Перри. Со всеми. Дебра?

– Она вернулась. Мать у нее умерла. Они с сынишкой очень переживали, ты же помнишь ее сына, да? Трудно ему пришлось. Дальше.

– Рой?

– Тоже вернулся. Псих, как всегда. До сих пор в отделе уборки. Сделал себе новую татуировку.

– Что-то связанное с ураганом?

– Неа. Почему-то выбил еще один пистолет! Прямо на своем дохлом предплечье. Жуть как смешно!

– Сэнфорд?

– Ой, его нет.

– В смысле?

– Он умер, Томми. Перед ураганом. Сэнфорда застрелили на Рэмпарт-стрит.

– Как так случилось?

– Да ты знаешь, как это водится, полицейские ни хрена не рассказывают. Может, он в чем-то был замешан, они говорят, у него тоже был пистолет, но тут у многих есть оружие. Может, он просто проходил мимо. Кто знает. Но его убили. Похороны были приличные, тебя там не хватало. Очень приличные. Мы все танцевали, было здорово. Это все было до урагана, отличная панихида. О нем говорили с такой любовью. И все танцевали под духовой оркестр. За духовой оркестр заплатил я. Это было до урагана, очень красиво. Позови хороших музыкантов на мои похороны, понял? Ты слышишь? Но то было до урагана.

Мы долго сидели в тишине. Я заметил, что бар не пуст, но он казался тише, чем прежде. Наводнение оставило после себя сильные вихри тишины, маленькие уголки повсюду, где новоорлеанцы молчали за бокалом любимого напитка, и воспоминания мощным смерчем неслись через их сознание. Потом они, моргнув, возвращались в бар, снова находили голоса, напитки и слова.

Я провел свои длинные выходные с Перри и другими друзьями, гуляя по городу, как турист, но с любовью к каждому бару, каждому опи́санному углу. На меня напала французская архитектура – резко отличающаяся от прямых, строгих, блестящих небоскребов Нью-Йорка. В первый день, выйдя на улицу, я обогнал медленно гулявшую пару, и лишь в воскресенье обнаружил, что больше не спешу и могу сбавить газ, чтобы насладиться обнимающей меня жарой и сладким запахом мусора и культуры. Несмотря на то что разрушения за пределами города были огромны, я обнаружил, что центр и жилые кварталы ураган не тронул, многие здания сверкали новой краской, в основном смелых и ярких оттенков. Все-таки кое-что новое я здесь услышал: испанский язык. Звуки мексиканских мелодий и новые люди, приехавшие восстанавливать город после урагана, вплели свои ноты в музыку города. Они сделали Новый Орлеан только лучше: добавили перцу.

Я взял бутылку и вышел к Миссисипи. Куда еще можно было пойти, чтобы побыть одному? Шел последний вечер моих каникул; я смотрел, как суда тяжело и медленно преодолевают мощный коричневый поток, следуя вверх по реке. «Королева Миссисипи» погудела, отправляясь на экскурсию. Пригородный паром пересекал реку с Северного берега и обратно; пассажиры склонялись над перилами, веселые, и все они казались влюбленными или как минимум пьяными. Бездомные медленно брели вдоль бортов, обрамлявших набережные, улыбались и кивали мне. Люди ехали мимо на велосипедах, по набережным ходили трубачи, заглушая медленным джазом шипение грязной реки, играя даже не за деньги, а для себя и этого города. И для меня.

Но я должен был вернуться в Нью-Йорк, не так ли? У меня были клиенты, рассчитывающие на меня, а мой кошелек рассчитывал на них. Я с нежностью думал о Джули, скучал по нашим вечерам на крышах домов, где город взрывался вокруг нас; мы крепко стояли на ногах, потягивая коктейли за двадцать три доллара, а здания стреляли поверх наших голов. В этом смысле я скучал по Нью-Йорку. Я знал, что он не был моим навсегда, что я уеду оттуда. Возможно, я должен был уехать. Поездка в Новый Орлеан практически не облегчила мой счет, я мог позволить себе путешествовать. Я чувствовал острую потребность вернуться и воспользоваться всеми преимуществами Нью-Йорка. Мое пребывание на севере, казалось, скоро закончится, и я не хотел ничего упускать. Новый Орлеан, бури, Перри, река: все это напомнило мне, чтобы я ни во что не верил. Все уходит; уйдем и мы. Поэтому, пока земля устойчива и небо ясно, мы должны дышать как можно глубже, пока легкие не упрутся в ребра, и задерживать дыхание, пока нас не переполнит эйфория от того, что нам повезло жить. От абсолютной привилегии быть человеком.

Задумав отчалить навсегда, я стал размышлять о том, каким человеком сделал меня Нью-Йорк. Приехав туда впервые, я был похож на недоделанную скульптуру, моя личность еще не оформилась окончательно. Но город обтесывает тебя, убирая все ненужное, совершенствует эмоции и характер, пока ты не обретаешь четкие очертания, становишься зрелым и совершенным, как произведение Родена. Это нечто поистине замечательное, это самопроизвольная кристаллизация, невозможная ни в каком другом городе. Но потом, если остаться надолго, город будет стесывать тебя и дальше, постепенное уничтожая все дорогие тебе черты, твою собственную личность. Останься тут навсегда – и он сотрет тебя в пыль.

– Ну что ж, мэм, хотите сыграть? Значит, так. У меня отложен для вас номер под трехзначной цифрой. Если вы скажете мне, код какого города соответствует этому номеру, получите бесплатно бутылку красного вина. Как вам это?

– В самом деле? Конечно! Хорошо, я готова!

– Я поселю вас в номер 504.

– Хм… Не знаю. Черт. Хьюстон?

– О! Тепло. 504 – код Нового Орлеана.

– Новый Орлеааан! Обожаю Новый Орлеааан, – сказала она, произнося название неправильно. – Но я бы никогда не догадалась…

– Вы любите Новый Орлеан? Ну, тогда я все-таки пошлю вам вино! Наслаждайтесь и добро пожаловать в «Бельвью». – Я с улыбкой передал ключи посыльному.

Бен вырвал их у меня, неодобрительно нахмурившись.