Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

«До чего же легко и остроумно она выпутывалась из неприятных ситуаций», – подумала Ли. Китти, помнится, еще шутила, что эксгибиционист был просто счастлив, что так легко удовлетворил свои желания.

Ли повернулась спиной к дому и пошла вниз по тротуару, лицо ее было печальным. Интересно, хоть кто-нибудь понимал всю глубину любви, которую она испытывала к своей возлюбленной? Иногда она сомневалась в том, что это осознавала даже сама Китти. Если бы она знала, как управлять настроениями Ли, то, возможно, не уехала бы тогда и не погибла. Хотя все это чепуха. Во всем виновата именно она, Ли.

Наверное, Люси до сих пор полностью не оправилась от потрясения. Беатрис, сестра Китти, рассказала ей, как девушка была вынуждена сдавать студентам комнаты в старом доме ее матери, чтобы оплатить счета. Те деньги, что Люси получала по доверенности, переходили в ее собственность только по достижении тридцати пяти лет. А сколько же ей сейчас? Ли забыла. Двадцать девять? Когда ей было столько же лет, сколько Люси, она уже прочно стояла на ногах и учила студентов, слоняющихся по кампусу с таким же стеклянным, растерянным взглядом, как и у этой великовозрастной девушки.

Разумеется, Ли толком ее не знала. Китти была скрытной и тщательно хранила в тайне все подробности своих взаимоотношений с дочерью, но Ли чувствовала, какая сильная любовь пульсирует между ними. Когда они покинули Люси, отправившись в путешествие, то все равно постоянно возвращались в Торонто, так как Китти хотела повидаться со своей дочерью. В последний раз Ли видела Люси на похоронах.

Спустя год после смерти Китти сотрудница «Редких книг и архивов Миллера» позвонила Ли и объяснила ей, что она беспокоится за Люси, так как та погрузилась в себя, словно бы ушла из этого мира после гибели матери. Эта архивистка, подруга Китти, попросила у Ли помощи, но та грубо оборвала ее: «Не мое дело». Да и что она могла сделать для девушки, которую едва знала? После этой трагедии Ли взяла длительный отпуск и уехала в США, хотела пожить в Бруклине. Она и понятия не имела, что чувствует или о чем думает Люси.

Еще меньше она понимала в материнстве. «Да, хоть и прошло полтора года, ничего не изменилось», – сказала себе Ли, сойдя с тротуара и направляясь на площадь Святого Марка. Она считала себя слишком самостоятельной, чтобы обзаводиться семьей, даже семьей Китти. Но все равно решила попытаться, ради своей любви.

Взглянув на площадь, она увидела Люси, которая сидела за столиком в кафе, рядом с базиликой, погрузившись в чтение. Ли подумала, что девушка производит впечатление слишком крупной, или, как это обычно называют, здоровой. Однако, несмотря на короткие, остриженные по-мужски волосы и широкие плечи, Люси, пожалуй, все-таки была симпатичной. Да, смотреть на нее – одно удовольствие, девушка прямо лучилась здоровьем, нехотя призналась сама себе Ли. Ее полногубый рот с ослепительно белыми зубами и длинная, молочно-белая шея были совершенны, и их линии закруглялись плавно, как на античных статуях. Но ее раздражало, что Люси так жадно читает фамильные документы, совершенно забыв обо всех заветах своей матери. Как часто Ли внушала своим студентам: нельзя не доверять рассказчику, повествующему от первого лица. И как часто она видела полное пренебрежение этим осторожным советом. Если в тексте говорится «я», все принимают это за чистую монету. И почему, интересно, Люси выбрала эту прозрачную блузку, застегнув ее на третью пуговицу, и ничего не надела вниз? Они ведь живут в этом насквозь мужском мире, неужели ей не хватило ума взять с собой пиджак?

Люси только-только открыла дневник, когда заметила Ли, идущую к ней через площадь. До чего же неприятно провести завтрак в такой компании, когда хочется почитать. Девушке было все еще не по себе от перелета; тело слегка ломило, как будто бы начиналась простуда. По крайней мере, регата избавит ее от обязанности поддерживать разговор. Тысячи лодок уже качались на волнах на старте в бухте Святого Марка. Портье сказал, что регата в этом году проводится поздно из-за сильных ветров и неожиданно холодной погоды.

– А, ты просматриваешь фамильные документы? Это одно из писем Казановы? – Ли, садясь, указала, на тетрадь.

– Нет. Это путевой дневник моей дальней родственницы. Сегодня в полдень мне надо передать записи в библиотеку Сансовино вместе с другими документами.

– Можно взглянуть? – Ли взяла тетрадь своими неуклюжими пальцами и заглянула внутрь. – Надо же, какой старомодный и изящный почерк.

– Лучше не трогать это без перчаток, – сказала Люси.

– Почему же?

– Мне не следовало бы даже просматривать его на открытом воздухе, – ответила Люси. Она забрала путевой журнал и убрала его обратно в архивную коробку жестом собственника положив руку на крышку.

– Ничего страшного. Всех будут интересовать только письма Казановы. Это очень плохо. Он же был олицетворением патриархальной эпохи.

– Репутация Казановы во многом несправедлива. Он писал романы и оперы, а женщин считал равными себе.

– Звучит так, будто ты очень увлечена взглядами Флем и разделяешь ее точку зрения на Казанову.

– Ты читала Лидию Флем?

– Только рецензию на ее книгу в «Таймс», – сказала Ли, взяв меню. – Мне показалась интересной мысль, что Казанова рассматривая желание как проявление всемогущества матери. Но этот мужчина был хищником, который, по его собственным рассказам, намеренно сбивал женщин с пути. По твоему взгляду вижу, что ты не согласна. Ну ладно, позволь мне заказать тебе что-нибудь. Меню – на итальянском.

Не обращая внимания на Люси, Ли заказала шикарный завтрак: яйца «Бенедикт» с фирменным венецианским коктейлем «Беллинис» – шампанское и персиковый сок в высоких бокалах. Когда принесли еду обе принялись за нее в напряженном молчании. Лишь только хлопала скатерть на влажном весеннем ветру да доносился издалека шум толпы, собиравшейся на трибунах посмотреть старт тридцатикилометровой регаты. Многие были в экстравагантных средневековых костюмах. Тысячи лодок с гребцами, на расстоянии похожими на спичечных человечков, заполонили молочно-зеленые воды лагуны. За бухтой Святого Марка сверкали купола и церковные шпили Сан-Джорджио-Маджоре и Иль-Реденторе.

– Люси, ты хорошо себя чувствуешь? Ты едва прикоснулась к своему завтраку, – сказала Ли.

Люси вяло кивнула. За соседним столиком турист фотографировал каноэ из березовой коры, скользящее среди рядов плоскодонок.

– Я тут подумала… Казанова… Он же родился где-то недалеко отсюда, правда?

– Может быть, – ответила Ли. – Можно постараться выяснить это. Вот что, мы сначала отдадим твои документы в библиотеку, а потом сходим в музей. Ладно?