Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

В перерывах между художественным раздиранием ковров и покорением штор Джона наслаждался ролью помощника главного редактора. Мы с ним прекрасно сработались.

Мне бы следовало догадываться, что долго это не продлится.

В те дни мои контакты с человечеством ограничивались официантами в кафе напротив. Они интересовались, как идут дела с книгой, и снабжали меня пластиковыми стаканами с главным писательским топливом.

Однажды утром я вернулась домой с кофе в руках и обнаружила, что кто-то разгромил мой кабинет. Корзина для бумаг перевернута. Фотографии свалены с книжной полки. Вставленная в рамку вырезка из газеты 1949 года, где говорилось о мамином таланте, лежит в осколках.

Но хуже всего пришлось моей клавиатуре. Четыре клавиши выдрали с мясом и раскидали по полу. Я быстро нашла Z, F и P. Четвертой и наиболее пострадавшей оказалась буква E – самая популярная в английском языке.

– Джона! – взревела я.

Из-за двери кабинета высунулась пушистая мордочка. Кот смерил меня холодным синим взглядом – и зарычал в ответ.

Смысл послания был ясен. Я слишком много времени провожу за компьютером. А Джоне нужно больше внимания, чем какой-то глупой машине.

Наш ангельский кот в мгновение ока превратился в маленького демона.

После того что Джона устроил в моем кабинете, я перестала его туда пускать. В отместку он сидел под дверью, пока я работала, и громко мяукал, что тоже было невыносимо.

Решив, что нужно как-то контролировать потребность Джоны во внимании, я разработала план. Если я с утра выдам ему дневную порцию ласки, он успокоится и оставшееся время будет вести себя адекватно.

Джона обожал, когда его гладили; я предположила, что двести раз – оптимальное количество поглаживаний. Кот дрожал от удовольствия и впивался когтями мне в ногу, не зная, что все хорошее быстро заканчивается.

– Ну, вот и все, – сказала я, опуская Джону на пол.

Но у него было другое мнение на этот счет. Двести раз – недостаточно для «гладильной» нормы. Кот запрыгнул мне на колени и потребовал продолжения. Более того, он прекрасно понимал, что на уме у хозяйки. Когда я снова опустила его на пол, он рванул к кабинету и попытался проскользнуть передо мной.

Этот кот контролирует мою жизнь. Если бы Лидия осталась дома, она бы знала, как справиться со своевольным животным.

Хотя я целыми днями занималась рукописью, организацией свадьбы и приготовлением ужинов для Филиппа и Катарины, это не мешало мне тосковать по неуловимому запаху ладана на лестнице. Я все ждала, что Лидия распахнет дверь, крикнет: «Ха! С первым апреля!», – и окажется, что ее отъезд был всего лишь шуткой. Только на дворе был не апрель, а ноябрь…

Мы постепенно привыкли к непредсказуемым звонкам со Шри-Ланки. Если разговор внезапно обрывался, это не значило, что Лидия обиделась и повесила трубку. Она не всегда знала, когда сможет позвонить в следующий раз: иногда телефон в монастыре не работал по несколько недель, особенно в дождливые месяцы. В такие моменты я мечтала забрать оттуда излишек воды, погрузить ее на корабли и отвезти в Австралию. Засуха набирала обороты, и летом нам грозили лесные пожары.

Когда телефон в монастыре оживал, я расспрашивала Лидию, чем она занимается. До сих пор она преподавала английский монахам, посещала больницы и приюты для детей и, конечно, медитировала. Я изо всех сил пыталась представить ее жизнь на Шри-Ланке, но в голове не было ни единого образа, от которого я могла бы оттолкнуться. Чем там пахнет земля? Любят ли эти люди мою дочь или же просто пользуются ее добротой? А вдруг все как раз наоборот и на самом деле она ими пользуется? Лидия заверила меня, что оплачивает проживание в монастыре.

– Здесь очень красиво, – сказала она. – Тебе нужно приехать ко мне в гости!

Мой смех отразился от кухонных стен. За свою жизнь я повидала достаточно стран третьего мира через ободок унитаза. Экзотические названия ассоциировались у меня не с шелестом волн и пальмовыми листьями, а со страданиями и лишениями. Так что если я в ближайшее время куда-нибудь и соберусь, то там с учетом недавней операции должны быть начищенные до блеска ванны, профессиональные повара и мягкие кровати.

– Сколько, говоришь, ступенек в твоем монастыре? – спросила я, не спеша расстраивать дочь.

– Немало, но мы сами донесем твой багаж.

– Катарина сказала, что ты видела крысу в своей комнате, – вспомнила я. Младшая дочь – прекрасный источник секретной информации.

– Я не уверена, что это была крыса! – парировала Лидия. – Я просто заметила какую-то тень. И она ко мне даже не подошла.

В то время я уже считала дни до возвращения дочери. Осталось три недели; всего три недели я буду ложиться спать и отгонять кошмары о том, как ее похитили и подвергают немыслимым пыткам или же она отравилась местной едой, подхватила малярию или какую-нибудь другую тропическую заразу. Список обычно дополняли ядовитые змеи, коих на Шри-Ланке было девяносто восемь видов, скорпионы, взбесившиеся слоны, леопарды, буйволы, мангусты и шакалы.

Что до обезьян, которые на острове были повсюду, подруга-доктор доходчиво объяснила мне, как часто люди умирают от их укусов. В результате приматы быстро покинули категорию «безобидные родственники человека» и оказались в одном ряду со скорпионами.

Но больше всего я боялась, что у Лидии что-нибудь случится с психикой. Вдруг из-за постоянных медитаций ее духовный поиск перейдет в религиозную горячку? На все мои страхи она отвечала лишь: «Это сложно объяснить». И я не осмеливалась спросить, правда ли она собирается порвать с западной культурой и всем ее мясоедством и поверхностной идеологией потребления.

Зато дочка всегда оживлялась, стоило мне упомянуть о свадьбе Роба. В такие моменты я слышала в ее голосе интонации прежней Лидии, маленькой девочки, прыгающей на батуте в сказочном костюме, карапуза, топающего через парк в красных туфельках и утверждающего, что лебеди – это утки. У нее уже тогда на все было свое мнение.

Когда Лидия начинала говорить так, будто по-прежнему была частью семьи, я едва сдерживала слезы. Может, ей хватит трех месяцев в монастыре, чтобы прийти в себя? Правда, я и про Джону думала, что ему хватит двухсот поглаживаний… Я решила больше не строить из себя психолога-любителя.

Кладя трубку, я оглянулась на нашу кухню. В моем воображении Лидия жила в мире, полном красок, тогда как нас окружали в основном бежевые полутона. Ширли выглядел усталым снаружи и внутри. До свадьбы Роба оставалось полтора месяца. Мы планировали предсвадебное барбекю на тридцать – сорок человек под яблоней в пустыне заднего двора. Дом пора было освежить.