Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

В последнее время Лидия редко выходила на связь – либо хранила обет молчания, либо в монастыре опять отключили электричество. Как-то раз она написала письмо, но на почте закончились марки.

Двери снова разъехались в стороны. Сердце замерло. Но тележка с кучей багажа не могла принадлежать моей дочери. Дорогие чемоданы и пакеты из дьюти-фри – нет, это определенно не в ее духе.

– Еще не показалась? – спросил Филипп, тяжело дышавший после пробежки от парковки.

Но двери нас пока не радовали. Они выпустили красивую индианку, которая скользнула к юноше с розой, потом древнюю китаянку, спешившую к своей семье. Может, Лидию задержали на таможне? Они всегда с подозрением относятся к людям с необычной внешностью. Вдруг таможенники приняли аромат ладана за что-то противозаконное?

Даже если Лидия не стала монахиней, она точно вела монашеский образ жизни: спала в келье и медитировала по двенадцать часов в день. Я старалась не думать о том, что Лидия решила нас удивить, побрилась налысо и нарядилась в бордовые одежды.

Годы ожидания в аэропортах научили меня одной вещи. Если хотите, чтобы нужный человек поскорее прошел через заветные двери, отправляйтесь в кафе и купите один, а лучше два стакана невероятно горячего чая. Проталкиваясь сквозь толпу и шипя от брызгающих на руки раскаленных капель, я услышала радостный крик Филиппа. Она приехала.

Похудела, да. Очень сильно похудела. Но глаза излучали чудесное тепло. И, слава богу, одежда была вполне нормальной. Белые штаны и этническая куртка. И волосы на месте, с облегчением отметила я. Даже немного отросли (перед отъездом я записала Лидию в дорогой салон, так что сразу это заметила). В целом она производила впечатление либо не очень ухоженной девушки, либо рок-звезды – как вам больше нравится.

Швырнув чай в мусорное ведро, я кинулась к дочери и обняла ее.

– Выглядишь… – начала я ( очень худой, но я-то тебя быстро откормлю! ), – замечательно!

Вместо того чтобы с возрастом стремиться к независимости, как Клео, Джона все больше нуждался в людях. Он ужасно скучал по малярам и по утрам караулил их под дверью. Когда они не приходили, он слонялся за мной по дому и тоскливо мяукал, напоминая беспокойного ребенка. Мои дети когда-то вели себя точно так же. Если они не переставали плакать, я прижимала их к себе и носила в слинге. Теплота и близость матери всегда успокаивали малышей.

Я решила опробовать этот метод на несчастном коте: положила его в матерчатую сумку из супермаркета и надела на плечо. Джона действительно перестал мяукать и замурчал. Ритм моих шагов его успокоил; высунув голову из сумки, он видел все, что происходит вокруг, и был вполне доволен жизнью.

Джона с радостью сидел бы в сумке часами, но в последнее время он заметно потяжелел, а я по-прежнему быстро уставала. Когда я осторожно опускала его на пол, кот оставался в сумке в надежде, что кто-нибудь придет и подберет его. Джоне нужен был постоянный спутник, а лучше сразу несколько. К счастью, наш дом как раз наполнялся людьми.

С гордо реющим хвостом Джона кинулся к двери, чтобы поприветствовать Лидию, но бросаться на нее не стал. С теми, кто покидал его больше чем на двадцать четыре часа, он обращался как с предателями и жестоко игнорировал в течение двух дней. Отсутствовавшая три месяца Лидия, несомненно, заслужила самое серьезное наказание. Кот обнюхал ее сандалии. Запах его заинтриговал. Вслед за обувью настала очередь штанов и рюкзака, а когда она взяла Джону на руки, то и волос. Кот считывал запахи, как человек читает книгу. Наверное, ароматы, поселившиеся в вещах Лидии, шептали ему о змеях и храмах, о благовониях и слонах. Даже я своим бесполезным человеческим носом уловила запах специй, дыма и пыли, а еще чего-то невесомо-цветочного.

Обнюхав пропавшую хозяйку с головы до ног и тщательно изучив содержимое сумки, Джона решил, что ее можно простить. Он уткнулся носом в шею Лидии и громко замурчал. А потом порадовал редким и великодушным жестом – лизнул в руку. Правда, потом не оставлял в покое ни на секунду. Куда бы ни шла Лидия, Джона бежал следом. Когда она садилась, кот забирался к ней на колени и ворчал, стоило дочери тронуться с места. Если Лидия медитировала, он устраивался рядом и замирал подобно древней статуе между свечой и фотографией Учителя на «алтаре» в ее комнате.

Хотя слышать легкие шаги дочери по дому было невероятно здорово, мне все время казалось, что она парит среди нас на собственном облаке. Телом она была дома, но мысли ее находились где-то далеко. Излучая доброжелательность, она, тем не менее, выглядела не слишком счастливой. Я чувствовала, что дочь воспринимает своих веселых, любящих мясо и ничего не понимающих в буддизме родных как бремя. И в который раз с неприязнью думала о монахе, отвратившем Лидию от семьи.

Мать, потерявшая связь с дочерью, не такое уж редкое явление. Это случается время от времени – случайно или по какой-либо причине. Я отдалялась от матери, эгоистично и порой жестоко отстаивая собственную независимость, душевное равновесие и личные границы. Во всяком случае, так я оправдывала свои действия. Многим сильным женщинам рано или поздно приходит в голову мысль о необходимости оторваться от корней. Особенно если голос матери постоянно звучит в голове, оценивая все, что они делают. Дочь должна понять, откуда берется ее сила – изнутри или из внешнего, порой чересчур заботливого источника.

На какое-то время мне удалось смириться с тем, что Лидия повернулась спиной к нам и нашим ценностям. Но теперь я беспокоилась уже из-за того, что она теряет связь с собой. Это парящее, духовное существо не было настоящей Лидией. Но если дочь вознамерилась превратиться в кого-то другого, не в моей власти было ее переубедить.

К тому же я чувствовала в происходящем и свою вину. Может быть, если бы мы со Стивом не развелись, все было бы иначе. В детстве Лидия очень боялась нас обидеть и скрупулезно подсчитывала дни, проведенные в каждой семье, чтобы никого не обделить. Развод превращает детей в настоящих дипломатов.

С другой стороны, не таким уж кошмарным было это время! Обе семьи, Роб и сводные сестры души не чаяли в Лидии.

Если ее оскорбляло наше поведение или же она смотрела на нас свысока, нужно было лишь сказать. Но Лидия загадочно улыбалась, отводила глаза и на все вопросы отвечала: «Это трудно объяснить».

Теперь, когда она стала полусвятым существом, я не знала, как до нее достучаться. Мне же хотелось заново приобщить дочь к удовольствию быть красивой молодой женщиной в том обществе, к которому она принадлежала.