Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду

Пол потянул на нас простыню и свернулся, прижавшись ко мне.

– Ну и ладно, – сказал он, – ничего страшного.

Ничего страшного в сексе или в его отсутствии, подумала я.

Он провел пальцами по моему запястью. Я чувствовала его дыхание и его возбуждение своим бедром.

– Знаешь, о чем я думал, когда шел домой? – тихо спросил он. – О том, что моя жизнь была бы совсем другой, если бы ты сделала разрез немного глубже. И твоя – если бы я сиганул с той крыши девять лет назад. Ты когда-нибудь думаешь о таких вещах? Ну, типа, если бы ты или я не выбрались тогда, то сейчас здесь мог бы быть кто-то совсем другой?

Об этом я думала все время. О том, как смерть меняет все для тех, кто остается.

– Ты рад, что выбрался?

– Я рад, что ты выбралась.

Дверь, захлопнувшаяся внутри, распахнулась. Я сама набросилась на него, оказалась сверху, нашла презерватив, отброшенный минуту назад. Я надевала его так долго, будто это был самостоятельный, полный эротики акт. Я старалась, чтобы Пол вошел в меня как можно медленнее, мне хотелось продлить этот момент до бесконечности. Я ощущала, как каждый мускул в моем теле натянулся до точки разрыва, а глаза Пола внизу казались перевернутыми.

Когда он кончал, его спина выгнулась, как тетива лука, из которого сейчас вырвется стрела, а громкий мелодичный звук, вылетевший из его горла, был совсем такой же, как тот, которым на сцене он заканчивал бурную семиминутную композицию «Никогда не молись о дожде».

Мне этот момент казался точкой во времени, у которой нет ни прошлого, ни будущего, а есть только ощущение удивительной простоты и смешная уверенность, что жизнь и любовь бывают вечными.

Посветлевшее окно и шум машин на улице говорили о том, что пора вставать, да я и так почти не спала. А Пол обнимал подушку и казался полностью отключенным от мира. У него было такое бледное лицо, что, если бы худая грудь не поднималась в такт дыханию, я бы подумала, что он умер.

Я убрала ему волосы с лица и попробовала разбудить взглядом. Когда это не сработало, пнула ногой, как бы случайно.

– Ты похож на труп, когда спишь.

– Странные у тебя мысли, – пробормотал он сонно.

– Скажи мне свое настоящее имя.

Он посмотрел на часы и закатил глаза.

– Давай говори. Мы же переспали. Теперь ты должен.

Он захихикал.

– Элиза, если бы это было единственным критерием, представляешь, сколько девушек знали бы мое настоящее имя?

– Урод.

Он продолжал смеяться, и у меня в голове включился тревожный сигнал. Может, я ничем не отличаюсь от Авриль, или Бет, или Алисии. Может, встретив меня в следующий раз в «Кольцах Сатурна», он повернется ко мне спиной.

– О, господи, – сказала я, чувствуя панику, – давай разберемся прямо сейчас. Потому что я не хочу весь день думать, что это одно, а потом окажется, что это – другое. Это было по-настоящему или как?

– Матерь Божья, – вздохнул он, – еще даже солнце не взошло.

– Я серьезно. Мне нужны доказательства. Скажи мне свое настоящее имя.

– Доказательства? – Он неожиданно разозлился. – Хочешь доказательств? Дай мне свою, черт подери, руку.

Я скептически протянула ему руку, а он начал петь припев к одной из бессмысленных песен «66», передразнивая гиперсексуальную манеру Аманды Странк. Потом он указал на мою руку. Ничего не произошло. Потом он запел последний куплет из «Дня, когда я стал призраком», и каждый волосок зашевелился.

– Видишь? – сказал Пол. – Всего десять, черт подери, секунд.

– Я не поняла.

– Даже не надо слушать всю песню, всего несколько строчек – и у тебя мурашки на коже, а в животе грустно и сладко одновременно, ведь так?

– Ну и что?

– Что? – передразнил он. – Это и есть разница между настоящим и фуфлом. Я знаю, что такое ты, а ты знаешь, что такое я. – Он повалился назад и зарылся головой в подушку. – Вот и все доказательства. Разбуди меня через час.

У Люси был смех как у бешеной мартышки. А смеялась она, разглядывая самодельное пресс-досье, которое Майкл срочно состряпал, чтобы я могла показать его на еженедельном рабочем совещании в редакции.

Внутри папки была информация обо всех участниках группы – их музыкальный бэк-граунд и инструменты, на которых они играют; были вырезки из двух небольших местных газет, в которых живые концерты «Бананафиш» назывались «энергетическими» и «напряженными»; и – как раз она и показалась Люси такой смешной – фотография группы, сделанная на весенней улице в Сохо другом Майкла, фотографом и владельцем студии рядом с «Балтазаром», в которой он печатал размытые, якобы винтажные карточки для туристов.

За овальным столом сидели все наши младшие редакторы.

– Ну и с которым из них ты трахаешься, Элиза? – спросила Люси.

Я изо всей силы сжала в руке ручку. Мне хотелось воткнуть ее Люси в глаз.

Люси опять издала мартышечий звук.

– Ведь я полагаю, именно поэтому ты так упорно добиваешься, чтобы мы упомянули о них в журнале?

После того как я выколю ей глаз, я схвачу ее за шею и буду трясти до тех пор, пока не вытрясу из нее весь воздух. Потом напишу у нее на лбу «Пни меня!» и брошу ее на тротуаре Таймс-сквера.

– Вообще-то гитарист – мой брат, – сказала я хотя это было только частью правды: я спала с Полом уже две недели, но об этом еще никто не знал. Никто – это Майкл и Вера. Я ничего не сказала им, потому что не была готова к лекциям на тему «Как-ты-могла-сделать-такую-глупость». И на тему «Он-же-разобьет-тебе-сердце». И «Мать-моя-женщина-у-те-бя-совсем-снесло-крьппу». Может быть, потому, что в глубине души я подозревала, что это все правда, я не хотела, чтобы они портили этот первый, самый романтический период наших отношений.

Люси еще раз просмотрела листочек досье и обнаружила Майкла.

– Наверное, тебе не приходило в голову, что если у автора статьи и гитариста окажется одна фамилия, то у журнала возникнет серьезная проблема с доверием читателей.

– Не обязательно, чтобы о них писала именно я. Главное, чтобы их имена просто появились в журнале. Одно упоминание – это все, о чем я прощу. – Я решила наплевать на остатки самоуважения. Если они не раскрутятся в самое ближайшее время, моему брату придется уйти из группы. Неужели мы не можем оказать ему совсем маленькую услугу? Пожалуйста!

Люси встала, приняла эффектную позу и наслаждалась моментом. Моя слабость делала ее сильнее, и она с удовольствием высасывала из меня остатки энергии.

– Они безработные музыканты, Элиза. Сколько человек за пределами Нью-Йорка слышали о них? Мы же не «Виллидж войс», мы – национальное издание. Наша работа – писать о тех артистах, о которых публика хочет читать, а не о каких-то неизвестных ничтожествах, даже если они и являются твоими родственниками.

Я молча пожелала ей долгой и мучительной смерти. И решила, что надо попробовать затащить ее на концерт «Бананафиш». Мне казалось, что, если Люси услышит их, она поймет, что дело не в моем брате, а в музыке. С другой стороны, если я и уговорю ее пойти в «Кольца Сатурна», что она, очевидно, считает ниже своего достоинства, – вполне вероятно, что она не признает их просто из вредности.